Дверной колокольчик противно звякнул, возвещая о новом посетителе. К Друэлле сразу обернулся неприятного вида лавочник, который уже ожидал женщину и уверял, что заказа для неё готов. Оборвав его подобострастные излияния по полуслове, миссис Блэк протянула приготовленную сумму галеонов, желая поскорее получить свой заказ и поскорее убраться отсюда, до того, как кто-либо заметит её. По крайней мере, всем своим видом женщина показывала именно такие чувства. Ей совсем не сложно играть на публику, ей совсем не сложно демонстрировать эмоции, которые она не испытывает. Мадам Блэк, тем временем, приветствует мужчина, чуть повернув голову в ее сторону, удостаивая волшебницу легким поклоном. Друэлла, конечно, узнала этого человека. Он под оборотным зельем, и вовсе не тот, за кого себя выдает, но ей сейчас это не важно.
– Мадам Блэк, ваш заказ, – женщина улыбается, ласково интересуясь, нет ли у столь расторопного дельца пера и пергамента. Хозяин лавчонки замешкался, переводя взгляд с миссис Блэк на дверь своего, с позволения сказать, магазина. Друэлла обернулась, пытаясь отыскать то, что, судя по всему, тщетно разыскивал опустивший глаза лавочник, но не увидела ничего, что можно было бы расценить как угрозу или как нечто, заслуживающее внимания.
– Et plus vite que ça,* – французского стоящий перед ней не понимал, но все же смекнул, что обманчивая любезность была продемонстрирована, чтобы дать понять – не стоит испытывать самообладание леди. Уходить Друэлла не собиралась, как и её таинственный визави. Лавочник сдался и отправился за вышеозначенными предметами. Стараясь не выказывать эмоций относительного того факта, что придется прикасаться к письменным принадлежностям, которые довели до столь безобразного состояния, миссис Блэк кивнула, набросав некоторые спорные с точки зрения морали компоненты для зелий, еще более спорных, надо отметить.
− C'est vrai…** − полу вопрос, полу утверждение, заданное после того, как миссис Блэк вручила список продавцу, удавшемуся в смежное помещение, дабы угодить капризной клиентке. Маг усмехается и говорит, что Темный Лорд действительно исчез в доме Поттеров. По крайней мере, все указывает именно на это. Со слов информатора, клеймо, что он ставил на предплечья своим последователям, еще утром горевший угольной чернотой, сейчас было еле заметно. Оно не исчезло окончательно, но осталось глубоко под кожей, однако разглядеть очертания, еще вчера нагонявшие ужас на магглов и грязнокровых, мог теперь лишь тот, кто знал, как метка выглядела раньше. Многие укрылись за надежными стенами поместья, где магия предков защитит их и понятия не имеют как быть дальше.
Ответ был дан исчерпывающий, стоило это признать. От сердца немного отлегло. Нет, не так. Полегчало гораздо больше, чем женщина показывала, чем имела право показывать. Впрочем, все это лишь от того, что сведений она получила гораздо больше, чем ожидала. Едва заметный наклон головы дает понять мужчине, что слова, все до единого, были услышаны. Информатор покидает магазин с внушительной суммой галеонов, которые женщина вручила ему не считая.
− Вот ингредиенты, которые Вы просили, − скрипучий голос лавочника, что вернулся со свертками, возвращает к реальности.
− Благодарю, − роняет женщина, оставив на бюро небольшой кошель с золотом. Все же, интриги – дело весьма затратное.
Аппарировав в особняк Блэк, Друэлла, не теряя времени, призывает домовика, чтобы тот рассортировал покупки, а после, взмахом палочки, открывает камин.
− Поместье Лестрейндж, − произносит мадам Блэк, бросив горсть летучего пороха. Зеленое пламя тут же поглотило её, увлекая женщину в вереницу каминной сети. Несколько мгновений спустя, волшебница шагнула в вотчину одного из самых древних и чистокровных семейств Британии.
«Только бы не было слишком поздно».
– Белла, − окликает Друэлла старшую дочь.

Блэков ждали с нетерпением: на приемах аристократии, в кабинетах министерских чиновников и в салонах, которые держат леди – представители благороднейшего и древнейшего везде и всегда становились желанными гостями. Слишком многие все еще считали себя вассалами некоронованных королей Магической Британии и не решались на что-либо не получив одобрение сюзерена. Помнили, что не скипетр и держава могут сделать персоной нон-грата, но лишь неблагосклонный взор, в котором прочитывалось разочарование или презрение. Со временем, к слову, эти пытки становились все изощреннее и тоньше. Для изящных издевательств было даже придумано название – Сезон. В преддверии оного, для множества ищущих участия в этом замысловатом действе представителей и представительниц древних фамилий, в чьих жилах течет голубая кровь, самым страшным, самым напряженным и самым неприятным испытанием становилось ожидание месяца, символично открывающегося «Днем всех дураков».  Первое апреля традиционно становится источником горького унижения, ибо «грешники» обнаруживают, что для «всего приличного общества» они впали в немилость света и отныне отторгнуты во тьму. Рассылаемые ими приглашения на званые обеды и ужины, а также прочие события, коим предстоит состояться в мае, во множестве возвращаются к ним с короткими, лаконичными ответами, гласящими «Сожалею, но присутствовать не смогу». Прочитавшим эти пять слов, всегда мерещатся издевательские интонации, тех, что их написали, поскольку первые не получают соответственных приглашений от последних. Можно ставить под сомнение что угодно, но, если дается бал, назначенный на 14 мая, а к 14 апреля вы никакой обшитой кружевом пригласительной карточки не получили, можете быть уверены – вас предали забвению. К слову, несмотря на то, что мужчины на подобных вечеринках разве что не зевают от скуки, тем не менее воспринимают изгнание вовсе не так легко, как может показаться. Не зря ведь их жены, обреченные лить слезы и мелочно обдумывать планы возможной мести (коим не суждено будет найти воплощение), застают глав семейств апрельскими вечерами у догорающих каминов, с бокалом огневиски. Все дело в том, что у четы непременно найдутся отпрыски, досуг которых составляет как раз порхание с одного светского приема на другой. Родителю, вне всяких сомнений, придется вытерпеть немало неприятных минут, пока возлюбленное чадо его будет обрушивать на голову язвительные замечаниями и беспочвенные обвинения, презренного папашу, посмевшего попасть в немилость чистокровной аристократии. И хотя для оных сразу никто не гибнет, павшим редко удается подняться вновь, точно также, как немногим из тех, кто в один год сверкает в самом отборном светском созвездии, суждено извергнуться из него уже на следующий. Куда чаще человек устанавливает, что звезда его закатилась, лишь прибегая к дьявольски сложным расчетам.
Сейчас, всматриваясь в черты старшей дочери, несколько мгновений назад вздрогнувшей и потянувшейся к чехлу волшебной палочки, Друэлла находит, что та переживает нечто подобное. Никакой трагедии на самом деле нет (хотя кажется, что мир как минимум рухнул), просто леди обнаружена, что весь свет отказал ей в приеме и праве присутствовать на балах.   
–Тебе повезло, что я забыла закрыть камин и тебя не вынесло куда-нибудь ещё, – произносит Беллатрикс.
На самом деле, мадам Блэк повезло куда больше и дело не только в открытом камине. Она знала нрав волшебницы и отдавала себе отчет и в том, чем рискует, заявляясь в особняк Лестрейнджей столь неожиданно.
–Здравствуй, мама. Чаю?
И верно, война – войной, этикет и чай – по расписанию. И вот они уже сидят друг напротив друга, меж ними – изящный столик и две фарфоровые чашки с янтарного цвета жидкостью.
–Что-то случилось? Совершенно не ожидала твоего визита.
Судя по сжатым кулакам и губам, Белла прекрасно понимала, зачем явилась её мать.
− Ты выбрала очень необычный сорт чая, тем более с утра, − замечает Друэлла, приказывая домовику закрыть камин и разжечь его. – И мне все еще не нужен повод, чтобы навестить дочь и узнать, как она поживает. А после можем предаться ностальгии, − миссис Блэк делает небольшой глоток чая, возвращая чашку на место. − Вспомнить о твоих школьных годах, возможно?..

− Five o'clock, mama, − отозвалась Белла. − Кажется, ты тоже потерялась в сутках...
Друэлла молчит, позволяя себе лишь слегка сощуриться, еще пристальнее вглядываясь в лицо дочери. Беллатрикс не в настроении для пикировок, а значит вряд ли станет слушать объяснения миссис Блэк, что под утром она подразумевала совсем не время суток, что властвовали за окном, но замечание о том, что недавнее пробуждение старшей дочери вовсе не осталось для женщины незамеченным.
− Это было чертовски давно. Двенадцать лет... – продолжает мадам Лестрейндж, откидываясь на спинку кресла. Двенадцать ли? Ведьма не может не думать о том, верно ли, правдиво ли озвученное число. Они обе потеряли счет времени, пусть каждая по своей причине. Столь ценная, хрупкая, неуловимая субстанция утекала сквозь пальцы, но признавать, что утрата эта необратима не желал никто, не только сидевшие друг напротив друга мать и дочь, но вся чистокровная аристократия. Это означало бы поражение, а высшее общество попросту не допускало перспективу проигрыша кому бы то ни было, и не суть важно, кто именно противник. Однако, как сказал поэт, не стоит забывать, что время – это алчный игрок, который выигрывает без обмана и в любом случае. Это закон, притом закон непреложный и дань ему платят все. вот только как это объяснить феодалам, привыкшим собирать дань, пополняя лишь в собственную казну?
— Что толку вспоминать Хогвартс? В мои годы там уже намечался страшный бардак — страшно представить, что там творится сейчас, сплошное засилье магглов и их отродий... Двенадцать лет...
− Верно, − замечает миссис Блэк, предпочитая не уточнять, с чем именно она соглашается. – Двенадцать лет назад ты обещала мне быть осторожнее, − с расстановкой произносит Друэлла, встречая взгляд так похожих на её карих глаз.
Много ли то слово значило для Беллатрикс? Исполняла она его неукоснительно, и тот факт, что старшую дочь не поймали авроры, это подтверждает. Но понимала ли Белла, что именно означал данный матери зарок, молчаливыми свидетелями которого стали стены коридора Школы Чародейства и Волшебства? Осознавала ли в полной мере, от чего придется отказаться? Цена оказалась высока (ведь старшая дочь никогда не сможет иметь детей), но мадам Блэк предполагала, что её придется заплатить, так или иначе. Если бы шальное заклятье не спровоцировало тот злополучный выкидыш, приведший к бесплодию, это сделала бы темная магия, только в этом случае гораздо медленнее и надо думать в разы мучительнее. Возможность подарить супругу ребенка утекала бы сквозь пальцы столь же стремительно и необратимо, сколь и время, это угрюмое, ужасное и бесстрастное божество. Его дыхание почувствовала и Друэлла, когда занялась искусствами, которые хоть и относились к темным, но были по сути безобидны и служили больше защите, нежели нападению. Воительница же всегда предпочитала наступление – яростное и стремительное. Миссис Блэк сама направила дочь по этому пути, но в какой-то момент поняла, что в итоге получила обратный желаемому результат. Она хотела, чтобы Белла была сильной, что в понимании женщины заключалось в обладании несгибаемой волей. Все что угодно, лишь бы дочь не стала чье-либо марионеткой, но могла самостоятельно диктовать свои желания и осуществлять свои стремления. Так и было поначалу, впрочем, может и это лишь казалось? Ведь наступил же переломный момент, когда все пошло прахом и Беллатрикс Лестрейндж присягнула на верность полукровке, посвятив ему всю себя. И хотелось бы свалить всю вину на кого-нибудь другого, но никто ответственность за этот поступок лежит на Друэлле. И исправлять все, как не прискорбно, уже не удастся. Остается лишь пройти путь до конца.

Что ж это верно, пока Беллатрикс сидит перед ней и это не может не радовать миссис Блэк. Однако, в равной степени этот же факт является причиной её тревог. И дочь оные подтверждает, сказав, что больше не видит смысла быть осторожной. Все кончено, потому что война проиграна. Что до последней, так оные проигрываются сразу после объявления об их начале. В войне нет ни проигравших ни победителей, постулаты эти всем известны и непреложны, не играет особой роли прискорбный факт, что признавать этого никто не спешит. Что же до её дочери… Здесь все много сложнее.
25 октября 1415 года Генрих V смог выиграть битву при Азенкуре, уничтожив цвет французского рыцарства за несколько часов. Эта победа сделала его знаменитым, а главное – бессмертным. И именно такой Друэлла хотела видеть и свою дочь. Непобедимой, несмотря ни на что, готовой стать во главе войска, что сумеет поднять его боевой дух, пусть даже противники превосходит числом двукратно, трёхкратно, четырёхкратно – неважно, той, что сможет повести за собой. Но вместо этого, Белла выбрала склониться и довольствоваться лишь звание одного из полководцев, отнюдь не королевой, коей имела все шансы стать. И что еще печальнее, оказалась она при этом на стороне разгромленных французов. По их мнению, благородное воинство просто обязано было одержать верх над простолюдинами, составлявшими большинство английской армии. Только предки мадам Блэк, урожденной Розье, не учли, что на поле битвы принято убивать тех, кто обозначен врагом, а не расспрашивать о титулах, званиях и древности рода. Вполне возможно, что Вальпургиевы Рыцари тоже не сразу это осознали.
− Я могу посоветовать тебе ровно тоже самое, что двенадцать лет назад сказала в Хогвартсе, − произносит Друэлла. Разница лишь в том, что сейчас маски сброшены и наконец-то можно говорить напрямик. – Война никогда не заканчивается, Беллатрикс. Она лишь продолжается другими средствами, − чаще всего политическими (об этом очень кстати задумался Люциус) и экономическими. В случае её старшей дочери, подойдут скорее вторые (золота Лестрейнджей и Блэков хватит чтобы организовать пару-тройку маггловских революций, и попивая дорогое вино наблюдать, как те с жаром друг друга истребляют), ибо склонности к дипломатии мисс Блэк, пославшая в грязнокровку заклятье все те же двенадцать лет назад, не проявляла. Об этом было сказано внятно и отчетливо досточтимым директором, который на пределе своих сил старался оставаться корректным. – Иногда кажется, будто наступило перемирие, но это не так, − никогда не было и никогда не будет. История имеет неприятное свойство повторяться и сим фактом особенно расстраивает тех, кто считает себя избранным, коему непременно повезет избежать ошибок прошлого. – Ты ведь не думаешь, что годовалый ребенок, тем более сын магглорожденной, способен на высшую магию? – осведомляется Друэлла. Когда-то ой удалось убедить дочь быть осторожнее. Сейчас она хочет уверить её, что король её дочери не убит вовсе, но лишь в плену. Ведь если это удастся, кто знает, возможно, миссис Блэк сумеет убедить Беллу, что её государя не в неволе держат. Он ведь мог и отправиться с дипломатическим визитом. Обычно это билет в один конец, но разве она не считает своего властелина величайшим волшебником современности? Такой мог бы и с того света воротиться, да с выгодно подписанным договором в придачу.
Беллатрикс ведь хочет поверить будто жив её владыка, так может, услышав из уст матери, и правда в это поверит. А если так, то появится цель быть осторожнее. И очередной крестовый поход продолжится.