Incerta. 1981: switching sides

Объявление

Текущие события:

♦ Питер Петтигрю... Воскрес?!
♦ Дело Сириуса Блэка было передано Кингсли Шеклболту. На очереди допросы Андромеды Тонкс и Ремуса Люпина.
♦ Так ли невинны развлечения чистокровных семей?
♦ Вслед за супругой допрашивается Люциус Малфой. Рабочий день для министерской чиновницы Форли станет последним?
♦ Вместо пирожных к чаю миссис Друэлла Блэк получает секретные сведения от школьной подруги.
Навигация:
сюжетгостеваяновостиfaq
роливнешностихронология
нужныешаблон анкетыnpc

Palantir

Связь с администрацией:
Skype: incerta.1981

ВНИМАНИЕ: ПЕРЕКЛИЧКА!
Nota bene!
На форуме используется народный перевод книг Дж. К. Роулинг.
Внимание! Могут быть освобождены некоторые роли из списка занятых. Обращаться в гостевую.
Администрация напоминает...
В игру требуются:
♜ Очень рыжие супруги Molly & Arthur Weasley;
♜ Акула пера Rita Skeeter;
♜ Оплот справедливости Amelia Bones;
♜ Таинственная и загадочная чёрная пантера Mrs. Zabini;
♜ Брат и Пожиратель Смерти Rabastan Lestrange;
♜ Молодая и сильная Emmeline Vance;
♜...а также несостоявшаяся супруга Barbara Greengrass и лучший друг N. Nott.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Incerta. 1981: switching sides » bewitched sleep » 21.03.80 Dead silence


21.03.80 Dead silence

Сообщений 1 страница 20 из 20

1

DEAD SILENCE
Bear's Den — When You Break
http://s6.uploads.ru/LdE3S.gif http://s6.uploads.ru/vLQJi.gif
Ivor Travers, Alexis Wilkes
поместье Трэверса; 21 марта 1980
За все то время, пока Алексис живет у Айвора, он успел привыкнуть к ее молчаливости. Поэтому, когда Трэверс слышит ее голос впервые, он на мгновение немеет сам.

0

2

Трэверс зол. Это явление сродни солнечному затмению: настолько же редкое и завораживающее. Он ходит взад-вперед по кабинету, словно голодный зверь по тесной клетке. Все, чего ему хочется сейчас — забыться в бутылке огневиски или выпить снотворное зелье, чтобы уснуть надолго и не чувствовать этого омерзительного жжения в груди.
Его отец тяжело болен. Несмотря на то, что Айвор все еще помнит то время, когда Кэмерон напрочь игнорировал его, Трэверс очень переживает за своего отца. Айвор и не думал, что ему будет тяжело смотреть на то, как отец медленно умирает: ему казалось, что он будет к этому готовым и никогда не покажет слабину. Но Трэверс ошибался. Рыдать перед кроватью отца он, конечно, не стал — но находиться в его спальне дольше получаса не смог. Впервые встретившись с вероятностью скорой потери, Айвор понял, что уделял этому человеку слишком мало внимания. Каким бы тяжелым характером не обладал отец, Трэверс все-таки был привязан к нему, уважал его и всегда слушался его советов; как правило, все оборачивалось именно так, как говорил Кэмерон. Это вселяло уверенность: Трэверс знал, что он всегда может обратиться к отцу, если не в состоянии решить какую-то проблему самостоятельно. А сейчас он мог потерять это в одночасье.
Трэверс подавлен. Подавлен и зол настолько, что давал волю своим эмоциям, которые прежде всегда держал в узде — даже болезнь отца не является поводом давать слабину и пускаться в меланхоличные настроения. Нужно думать о хорошем... По крайней мере, дать себе установку и пытаться, пытаться, пытаться.
Нужно отвлечься.
— Элви! — кричит Айвор и буквально через мгновение перед столом появляется домовик; из-за столешницы видны лишь кончики его огромных ушей. — Накройте на стол через пятьдесят минут. Что угодно. И вино подайте.
Домовик послушно кивает, быстро отвечая хозяину, и уже поднимает руку, чтобы щелкнуть пальцами, но Трэверс внезапно продолжает.
— Скажи мисс Уилкс, чтобы она была в столовой через час. И пусть не опаздывает.
Когда домовик исчезает, Айвор падает в кресло и прикрывает лицо ладонью. Он проводит рукой от лба до подбородка, цепляя пальцем нижнюю губу, а потом, быстро облизнув губы, опирается локтями о стол.
Нужно отвлечься. Женщина, пожалуй, лучший для этого инструмент.
• • •
Дерево приятно щекочет ладонь, когда Трэверс, спускаясь по лестнице, ласково поглаживает перила; он надевает на лицо привычную и неотделимую от публичного образа улыбку. Серая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей и классические штаны явно не походят на светский дресс-код, но дома Айвор привык одеваться так, как ему удобно: стесняющую одежду вроде жилеток или костюмов, а также и мантий в какой-то степени Трэверс не особо жалует. Когда он не ждет гостей, он может ходить по дому хоть нагишом. Хотя, конечно, из соображений приличия все равно этого не делает: с тех пор, как он разрешил Алексис гулять по территории самостоятельно, без тщательного бдения одного из домовиков или самого Трэверса, такие весьма экстравагантные поступки лучше не совершать. Не то чтобы Айвор боялся за явно весьма невинную во всех отношениях мисс Уилкс и ее психическое состояние: Трэверс считал, что всему свое время.
Она не опаздывает, но Айвора это не расслабляет — при виде Алексис ком в горле лишь сгущается и растет, полностью затыкая глотку. Трэверс едва заметно вздрагивает, пытаясь отпугнуть наваждение, а потом деловито подходит к девушке, протягивая ей свою руку.
— Добрый вечер, Алексис, — мягко и очень тихо говорит Айвор, терпеливо держа раскрытую ладонь на весу.
За последний месяц мисс Уилкс легко могла привыкнуть к прикосновениям Трэверса: касание губами тыльной стороны ладони — самое безобидное из всего, что ей может предложить Айвор. Она знает об этом не понаслышке.

Отредактировано Ivor Travers (29-08-2015 01:00:17)

+3

3

Шелковистая, цвета февральского неба грива Фавна легко проскальзывает между пальцев мисс Уилкс. Девушка поглаживает животное по обе стороны мощной шеи, прислонившись щекой к мягкой шерсти. Морда коня почти лежит на её плече; изредка он осторожно переступает, встряхивая головой, и издает рокочущие, низкие звуки. Так они с Фавном обнимаются, когда никто не видит, и по конюшне не шастают невидимые эльфы Айвора, убирая навоз и рассыпая свежее сено.
Алексис кормит зверя с рук. Трэверс научил её, чем можно угощать лошадей. А ещё сдержал своё обещание, и месяц назад Уилкс под его чутким руководством впервые села в седло и действительно покаталась на Фавне медленным шагом. Без мага она ездить даже не пыталась. Не столь страшно было нарушить запрет, сколь не удержаться и нечаянно упасть. Но в конюшню ходить ей было можно, что Алекс и делала. Девушка уже вполне сносно запрягала и распрягала своего друга самостоятельно – монотонная работа руками давалась Алексис без особых усилий. Разве что она никак не могла запомнить, как правильно называется то место, куда лошадей Айвора выпускают пастись. И путалась, как именуются все эти ремни, накидываемые на головы и туловища животных. Но это было не очень важно, всякие там названия. Зато Уилкс знала, где и что должно находиться, чтобы всё было по правилам.
Знакомый голосок отрывает девушку от Фавна. Сэр Трэверс желает видеть мисс Алексис, докладывает домовик Элви. Добавляет – через час.
Слуги Айвора общаются со сквибом без тени брезгливости или непочтения. Маг сразу дал эльфам понять, что нужды Алексис должны удовлетворяться с не меньшей расторопностью, чем его собственные. Но когда желанием самого Трэверса была сестра покойного лучшего друга, перед исполнением его воли не могло стоять ничто, в том числе сама девушка. Она находилась в его власти и подчинении не меньше, чем ушастые существа. Просто содержалась в условиях получше.
**
Эльф женского пола что-то сделала с волосами мисс Уилкс. От природы прямые, сейчас они выглядели короче из-за тугих кудрей. Такая прическа Алексис не нравилась, зато импонировала Трэверсу. Судя по тому, что служанка привела девушку в подобный внешний вид, следовало угодить эстетическим потребностям Айвора, ибо, раздражаясь, он бывал придирчив ко всему, что его окружало.
Алекс продевает хитроумные завязки на платье через потайные прорези в черной ткани, и крепко затягивает пояс на талии. Белая полоса посреди живота как будто перебивает её туловище пополам, ярким пятном выделяясь на строгом фоне. Маг догадался, что в кружевах, мехах и перьях мисс Уилкс чувствует себя не знатной дамой, а посмешищем, и от этого унизительного маскарада сквиб была избавлена. Но от колец, серег и ожерелий с настоящими драгоценными камнями ей было не отвертеться. Мистеру Трэверсу нравилось, когда Алексис сияла – пусть и искусственно.
Эльф провожает сожительницу хозяина в столовую ровно к той минуте, что было приказано. Прикосновений этих слуг мисс Уилкс не запоминает, поэтому не чувствует, в какой момент домовик отпускает её ладонь и исчезает. Айвор здоровается, как обычно, предельно уважительно. Алексис медлит лишь с мгновение, прежде чем шагнуть навстречу и подать мужчине руку для по-светски галантного поцелуя.
Их общение завязано на жестах. После двух с небольшим месяцев сосуществования в одном доме с человеком, который не произносит ни слова, маг, наверное, без труда уже мог бы понять глухонемого. Девушку иногда даже забавляет наблюдать, как Трэверс интерпретирует малейшие движения головой, кивки или взгляды. Но порой Айвору наскучивает угадывать, и он пренебрегает правилами игры в «молчанку». И тогда…
Вот тогда становится совсем не до смеха.

Отредактировано Alexis Wilkes (27-08-2015 02:10:57)

+3

4

Когда Алексис, практически не медля, вкладывает холодную ладонь в горящую огнем руку Трэверса, последний испытывает внутреннее ликование: он чувствует себя на порядок лучше. Его голову медленно наполняют мысли о том, как красиво уложены волосы мисс Уилкс, неприятно щекочащие ее щеки; как прекрасно смотрятся в ее аккуратных мочках подаренные Айвором крупные серьги, явно утяжеляющие уши; как гармонично выглядит опоясывающая ее тонкую талию белая атласная лента, сдавливающая пространство под легкими. Айвор видит в Алексис представительницу чистокровного рода, утонченную светскую леди, которая всегда держит спину прямо и может поддержать разговор на любую тему, а если необходимо — то увести в нужное русло. Она играет эту роль — ту роль, при которой эта возможность говорить лишь подразумевается. Трэверсу и не нужны слова — он считает их пустыми оболочками, не дающими абсолютно никакой ясности; особенно в том мире, где существует Айвор. Для него куда важнее тактильный контакт — будь это приветственное рукопожатие, по силе которого можно сказать об уверенности человека, или же такое невесомое прикосновение, как поцелуй руки прекрасной дамы при встрече. Иногда они могут быть гораздо чувствительнее, чем приветственные жесты: такими, которые Айвор впервые применил к Уилкс около месяца назад; она, наверное, еще очень долго ощущала на своей шее его ровное, горячее дыхание, стирая кожу на бедрах до крови. Айвор обязательно проверит этот участок ее тела на целостность, но позже: чего он не любит больше опозданий, так это несвоевременности.
— Садись, — Трэверс отодвигает стул самостоятельно, без помощи палочки, чтобы лишний раз напомнить Алексис — если она вдруг забыла — что все ее действия, какими бы свободными они ей не казались, подчинены его воле. Она его марионетка. Трэверс хочет, чтобы Алексис возвела это правило в абсолют.
— Вина? — задавая этот риторический вопрос, от которого ему самому становится смешно, Айвор садится напротив Уилкс, обходя стол с другой стороны; он не хочет находиться слишком далеко от нее, пока они будут ужинать, поэтому намеренно избегает стула во главе стола. Ему хочется, чтобы она максимально полно ощущала его присутствие рядом с собой.
Бокал напротив Уилкс наполняется вином быстро и без каких-либо действий со стороны Трэверса — кроме, конечно, невербального заклинания. Когда во втором сосуде уровень рубиновой жидкостью поднимается почти до половины, Айвор кладет палочку рядом с собой на стол и подносит бокал ко рту, аккуратно покачивая им и вдыхая приятный, чуть отдающий черникой аромат вина.
— Каберне Фран. Прекрасный букет. Очень терпкое. Попробуй. Дамы, правда, предпочитают полусладкое, но я в этом с ними не согласен, — Трэверс смотрит Алексис в глаза, а потом, отпивая из бокала, жмурится, словно довольный кот. Вкус вина перекатывается на губах легким жжением и приятным кисловатым оттенком.
Айвору нравится тот факт, что Уилкс принимает правила его игры: она одевается так, как он хочет, делает то, что он пожелает. Честно говоря, сейчас он находится на стадии прощупывания почвы — девчонка пусть и перестала его шарахаться, но все равно остается той же замкнутой и холодной. Холодной настолько, что тонкие пальцы Алексис, даже надолго задерживаясь в руке Айвора, не успевают ухватить достаточно тепла, так и оставаясь ледяными. Пусть так, ведь Трэверс на собирается растапливать этот лед или пытаться достучаться до души Алексис, ее чувств — наличие которых раньше ставилось им под сомнение — и сердца. Ему не нужно ее уважение, признание авторитета, какое-то уведомление о том, что она принимает его, понимает и всецело доверяет; это не то, что интересует его в Алексис Уилкс, девочке-сквибе — ему нужно совсем другое.
Айвору нужно ее тело.
Когда Алексис все-таки решается прикоснуться к бокалу, Трэверс видит, как ее пальцы медленно обхватывают тонкую хрустальную ножку, словно пробуя на прочность — он следит за ее движениями очень цепко. Мисс Уилкс хорошо играет роль аристократки, как-то очень естественно и без стеснения поднося бокал ко рту. Также задерживает его около рта, выдыхая на него; край тут же покрывается тонкой мутной пленкой из осевшей на стекло влаги.
Маргарет бы обязательно поделилась с мисс Уилкс своим опытом существования рядом с Айвором Трэверсом тех времен, когда он еще не был таким требовательным к окружающим и настолько ненасытным по части развлечений. Но из покойной мисс Трэверс все равно получился бы плохой советчик: ее хватило всего на четыре года.
Айвор сильно изменился с тех пор. Чтобы уравнять чашу весов, Алексис стоит разделить эту цифру на десять.

Отредактировано Ivor Travers (27-08-2015 11:49:05)

+3

5

Алексис садится на предложенное Айвором место, почти картинно расправляя юбку. Ткань волнами ниспадает на обитое дорогим, тисненым сукном сиденье, и белый орнамент на платье ложится на колени девушки как сеть с крупными ячейками. Трэверс устраивается напротив, и, пока он добирается до своего стула, мисс Уилкс успевает снять гравированное кольцо с полотняной салфетки и расстелить её.
Алекс сначала посматривает, как мужчина первым пригубляет вино. Он аккуратен до неприличия, и по натуре своей чистоплотная Алексис сполна оценила бы это качество Трэверса, если бы ей не было так всё равно, осталась ли капля жидкости над его верхней губой или нет, хлещет ли он залпом или смакует каждый глоток. Как только Айвор отставляет бокал, Уилкс, наоборот, тянется к своему. В отличие от мага, наслаждающегося ароматом выдержанного алкоголя, девушка не вдыхает запах, исходящий от вина, а наоборот, выпускает весь имеющийся в легких воздух, прежде чем ощутить на губах влагу. Ей не нравится то, чем поит её Трэверс. Вообще все напитки, в которых содержится градус. Пару месяцев назад, не зная, чем грозит её голове и телу употребление поднесенного вина, Алексис неосторожно выпила целый бокал. Ощущения после были ни с чем не сравнимы, но неприятны, как и обострившееся восприятие. После того раза девушка обращается с напитками за обедом очень деликатно, порой лишь делая вид, что пьет. Совсем отказываться от алкоголя она не смеет. Как, впрочем, и от всего остального, что предлагает ей Айвор.
Эльфы-невидимки сервируют центр стола. Из ниоткуда на столешнице возникает огромный поднос. Подавать главное блюдо до того, как соберутся все гости и вкусят аперитив, - моветон. Появление основного лакомства должно быть сродни представлению; за тем, как оно водружается во главу стола и становится главным предметом внимания и вожделения, обязано предшествовать волнительное ожидание и наблюдение за процессом. Слуги выполняют свою работу неслышно, но от этого не менее эффектно. Блюдо украшено свежей зеленью, листьями, неизвестными Алексис цветами и бутонами. В центре – увесистый, цельный кусок мяса, от которого вьется почти дурманящий аромат. Вокруг, расположенные затейливым узором, теснятся скрученные в рулетики тонкие лепестки чего-то темно-розового, вперемешку со скульптурно вырезанными из запеченных овощей фигурками. Это блюдо, то, как выглядит еда, – само по себе волшебство.
На тарелке перед Алексис появляется тщательно вымеренная порция. Перед Айвором тоже, но вокруг него суетится другой слуга, одновременно обновляя вино в бокале. Мисс Уилкс умеет пользоваться приборами, но, разворачивая очередную салфетку, демонстрирует некоторую неуверенность. Трэверс легким жестом обозначает сигнал к началу трапезы, и Алекс медленно втыкает зубчики вилки в превосходное филе. Девушка отрезает крохотный кусочек и отправляет его в рот. Она пережевывает, едва шевеля челюстями. Вкуса Уилкс не распознает вообще. По большому счету ей безразлично, что она употребляет в пищу.
Следующий ломтик отпилить не получается. Нож соскакивает и монотонное позвякивание приборов нарушает резкий, надсадный скрежет, когда металл чиркает по фарфору. Алексис дергает рукой от неожиданности, и рукоятка выскальзывает из её пальцев. Сопроводив падение глухим стуком, нож приземляется под столом около ноги мисс Уилкс.
Алекс, дрогнув, откладывает вилку и опускает обе ладони на колени. Правая рука немного трясется: она не так хорошо тренирована, как рабочая, левая. Девушка смотрит вниз, пока эльф меняет упавший прибор на новый. Когда воцаряется идеальный порядок, Алексис осторожно приподнимает подбородок, бросая на мистера Трэверса выжидающий взгляд. Выражением лица она не выдает смущения от собственной оплошности, и только грудь девушки, виднеющаяся в открытом декольте, вздымается выше, чем обычно.

+3

6

Смешанный, но определенно цельный аромат еды закрадывается в ноздри прежде, чем блюдо появляется на столе; все пять чувств Трэверса обострены до предела в моменты, когда он из-за теплящейся в груди злости превращается в оголенный нерв — сейчас каждый, даже едва различимый посторонний раздражитель может чуть пошатнуть и без того раскачивающееся эмоциональное состояние Айвора. Он из тех людей, кто очень долго копит в себе гнев, печаль, тоску или раздражение, а в один прекрасный момент, когда его касается вещь совершенно, казалось бы, незначительная, Трэверс взрывается. Его очень сложно довести до состояния, при котором он позволит себе повысить голос или непроизвольно ударить — но, как правило, если такое случается, то последствия бывают не слишком радужными. Даже для самого Айвора.
Пока все идет тихо и гладко, пока домовики спокойно и практически незаметно выполняют свою роль, а мисс Уилкс — свою, пока все проходит по намеченному Айвору плану, он будет чувствовать себя в полной уверенности. Уверенности в том, что ему не придется выпускать зверя из клетки. Он не боится за окружающих (эльфы в этом поместье умирают слишком часто, а потому даже для самих домовиков смерть уже не в новинку), которые окажутся в этот момент рядом  — Трэверсу кажется, что после он может сильно пожалеть о содеянном.
Алексис не притрагивается к поданной пище вплоть до того момента, пока не увидит одобряющего жеста и короткого кивка; Айвор расправляет жесткую салфетку, аккуратно, одним ловким и плавным движением заправляя ее за воротник рубашки. Его движения точны и выверены, нет и намека на замешательство или дрожь — даже в таких мелочах, как столовый этикет, прослеживается невероятно педантичная натура Трэверса. Судя по тому, насколько прекрасно и аппетитно выглядит блюдо, можно сказать о том, что эти самые привычки он прививает и своей прислуге. Эльфы прекрасно знают, что может произойти с ними, если бокалы будут недостаточно сильно блестеть, еда будет слишком ярко или, наоборот, тускло выглядеть, аромат окажется слабым, овощи непропечеными, а тот, кто подливает вино — медлительным. И эта атмосфера полнейшего взаимопонимания между хозяином и слугами умиротворяет Айвора и безмерно радует. Он любит контроль, абсолютный, тотальный — и охватывает им все сферы своей жизни. На поприще политических взаимодействий, конечно, этого ему все равно не добиться, но на работе, в финансовых вопросах и, конечно же, в своем доме Трэверс имеет полную власть. По крайней мере, он в этом уверен.
Отвратительный скрежет врезается в пространство, словно кинжал в мягкую, податливую плоть; Айвор замирает на короткий миг, держа вилку с куском сочного мяса на весу. Золотистая жидкость стекает по волокнам, собираясь в каплю и падает на тарелку, окропляя причудливо вырезанный кусок баклажана, более напоминающий какой-то цветок. Трэверс, выдерживая паузу, завершает движение и отправляет мясо в рот. Жует, не поднимая головы. В воцарившейся в столовой — и, кажется, во всем доме — тишине слышно, как он глотает; следом раздается глухой звук удара о деревянный пол и тихий лязг упавшего ножа. Айвор поднимает голову одновременно с Алексис и его взгляд задерживается на ее декольте, а затем мажет по шее и наконец встречает ее неизменно пустые глаза. Трэверс поднимает сложенную рядом вторую салфетку — ту, что несколько мягче накрахмаленного «воротничка» — и промакивает ею губы, только после этого открывая рот.
— Что-то не так? — голос звучит глухо и почти утробно; Айвор смотрит на Алексис, слегка вскинув подбородок, а потом его взгляд снова опускается на тяжело и очень высоко вздымающуюся грудь мисс Уилкс.
— Жестковато? — спрашивает Трэверс, все тем же спокойным, но неестественно низким голосом.
В его лице не меняется ничего, кроме одной маленькой детали: улыбка тает, словно лед, кинутый в горящее пламя. Такое же сейчас разгорается в зрачках Трэверса

Отредактировано Ivor Travers (27-08-2015 18:48:10)

+3

7

Алексис не очень хорошо разбирается в человеческих эмоциях. Не всегда улавливает полутона настроений и те пограничные моменты, когда одно состояние готово вот-вот уступить место другому. Для неё есть лишь вспышки, озарения, кульминации, когда её промозглое «ничто» уже прорывается, как плотина. Мисс Уилкс не умеет чувствовать оттеночно, посему не имеет представления, как процесс смены ощущений протекает у других. Зато она неплохо читает по лицам. Губы сэра Трэверса, сжавшиеся в нитку после её неловкости, говорят девушке больше, чем все слова, что он мог бы произнести. Недоволен. Определения Алексис также ограничены, как то, что она чувствует. И также однозначны.
Уилкс торопливо качает головой из стороны в сторону, таким образом давая Айвору отрицательный ответ на оба вопроса. Расправив складки на салфетке и заодно вытерев о неё слегка повлажневшие ладони, Алекс снова берется за нож и вилку, но правую руку теперь сжимает крепче. Немного отходя от правил этикета, Алексис сначала разрезает всю порцию на маленькие кусочки, буквально на один укус, а затем откладывает прибор подальше. Она всё равно не может нормально есть, когда напротив сидит Трэверс. Даже когда маг не смотрит на девушку напрямую, она не может избавиться от неприятного ощущения, что мужчина всё равно наблюдает, следит за ней. Более того – оценивает. Айвор всё ещё взвешивает «за» и «против», нужна ли ему такая вещица в доме. А «наследство» лучшего друга испытывает терпение нового владельца, не демонстрируя ни полезности, ни хотя бы эстетической привлекательности. И если красоты и лоска на «приобретение» Трэверс способен навести самостоятельно, то вот толкового применения найти, кажется, ещё не смог.
У Алексис есть только один способ убежать от того, что происходит в столовой богатого дома Айвора. Мистер Трэверс может сколько угодно смотреть, как его сожительница размеренно подносит ко рту вилку, не выказывая при этом ни удовольствия от вкуса, ни раздражения, если блюдо вдруг ей не угодило. Уилкс тем временем засыпает наяву. И думает о пучках черной шерсти, застревающих между пальцев. О том, как конь закрывает глаза. О том, что в некоторых местах его кожа на ощупь напоминает покрытые коркой старые болячки.
Мисс Уилкс удается впихнуть в себя примерно половину того, что лежит на её тарелке. На столько же уменьшается уровень вина в бокале. Дальше организм отказывается принимать что-то ещё, и Алексис терпеливо ждет, когда  Трэверс закончит свою трапезу. Обычно она сидит, опустив голову, но теперь происходит что-то странное. Вместо того, чтобы уткнуться взглядом в край столешницы или собственные сложенные на коленях руки, сквиб задирает голову и пристально рассматривает что-то на потолке. Взгляд девушки бессмысленный, хотя её явно что-то привлекает. На самом деле это люстра. Вся переливающаяся и мерцающая из-за огоньков свечей, спрятанных среди мириадов хрусталиков. Алексис находит ей подходящее определение – причудливая. И легкое подобие улыбки на мгновение озаряет лицо мисс Уилкс.
Эльфы убирают грязную посуду и выставляют новую. Наступает время десерта. На тарелке появляется ещё одна, поменьше, сбоку – крохотная вилочка с тремя зубьями. На темно-коричневом бисквите под толстым слоем мутно-прозрачного желе желтеют половинки слив. Алексис не хочется сладкого, но она всё равно отламывает самый уголок, портя всю прелесть внешнего вида пирожного.
Вилка звякает о фарфор. Мисс Уилкс внимательно смотрит на Айвора, даже прищуривается. Внезапно она плавным, каким-то аккуратным движением приподнимает подбородок – наконец её голова держится прямо, чего не бывало уже давно, а Трэверс и подавно не видел её такой вообще никогда. Девушка выдыхает.
Столовую наполняет совершенно новый звук, никогда ранее не слышанный в этом доме. Это больше шепот, чем полноценная речь, но даже несмотря на сиплость и малую громкость – связки девушки подзастыли за время долгого молчания – отчетливо звучат высокие, по-детски нежные ноты.
- Фавн болен. Кажется, он скоро умрёт.

+3

8

Когда Алексис молча мотает головой, делая это нарочито медленно и плавно, Айвора это не успокаивает; он, возвращаясь к приему пищи после довольно длительной паузы, за которую успел пересчитать почти все камни на крупном ожерелье Уилкс, с каким-то остервенением кромсает кусок мяса. Потом, когда наваждение сходит, Трэверс делает довольно большой глоток вина, и жжение от груди переходит вверх, к горлу. Так гораздо лучше.
Смена блюда происходит незамедлительно — эльфы как будто чувствуют повисшее в комнате напряжение, а потому не дают даже малейшего повода придраться к их работе. Трэверс, если захочет, сможет найти недостатки везде, где угодно, ибо он убежден: их нет только в том случае, если ты недостаточно хорошо смотришь. В безупречной картине можно найти неестественную тень, в блюде — посторонний привкус, а в человеке, как правило, искать особо и не надо: нужно лишь подождать.
Терпению Айвора действительно можно писать оды: он заметно успокаивается, когда перед ним возникает десерт. Красивый, идеальный по цвету бисквит, средней прозрачности желе и яркие сливы. Десерт Трэверс любит даже больше, чем мясные блюда — в сладком гораздо больше шарма и вариантов подачи, множество интересных ингредиентов для приготовления и настоящее богатство вкусов, сочетание которых можно превратить в искусство. Потому Айвор разглядывает пирожное дольше, чем это делала Алексис, и, когда он вновь слышит уже привычный, но все еще резкий, лязгающий звук, то медленно поднимает голову, натыкаясь на прямой, совершенно ему не знакомый взгляд.
Когда до его ушей доносится очень слабый, почти шепчущий голос, Айвор отчетливо слышит каждое слово. Его взгляд резко скользит вниз, к губам Алексис, чтобы удостовериться в том, что этот голос принадлежит именно ей, а не какому-нибудь призраку — его покойной жены, например.
Айвор молчит, медленно щурясь и чуть наклоняя голову набок, будто бы не понимая, что только что произошло; когда он, наконец, собирается с мыслями, ему кажется, что прошло минут десять — эти тридцать секунд тянулись слишком медленно.
— Вот это да, — выдыхает Айвор, улыбаясь во всю ширь рта и оголяя зубы. — Не думал, что первые твои слова будут касаться... Коня.
Трэверс, все еще не веря своим глазам — Алексис, кажется, стала даже выглядеть по-другому, чего уж говорить о ее впервые услышанном Айвором голосе — и ушам, смотрит на сквиба почти с ликованием, неприкрытым и отчасти даже преувеличенным. Его безмерно удивляет и, чего уж скрывать, невероятно радует тот факт, что мисс Уилкс наконец-то открыла рот и размяла застоявшиеся без дела связки; даже не пришлось применять Круцио, чтобы услышать, как звучит ее голос — Трэверса такие мысли в последнее время посещали все чаще и чаще.
— С чего ты взяла, что он болен? — спрашивает Трэверс, до конца не стирая улыбку с лица; он не верит в то, что девчонка смогла разглядеть болезнь, будучи для этого совершенно неподготовленной и не наученной. Для этого, насколько он знает, необходимо быть хотя бы зоологом — если человек иногда о своих болячках узнает только на смертном одре, то чего уж говорить о животном, которое не может сказать, где и что у него болит?
Он даже слегка удивляется такой резкости со стороны мисс Уилкс. Неужели она решила, что может... судить об этом? О том, что дорогое Айвору животное, содержащееся в гораздо лучших, чем его домовые эльфы все вместе взятые, условиях, вдруг заболело? С Алексис они, конечно, были похожи больше — конь тоже мог гулять без сопровождения на ограниченном пространстве. Сейчас Уилкс впервые за все достаточно долгое пребывание в поместье Трэверса воспользовалась еще одной из своих свобод.
Правда, теперь, когда в ней внезапно открылся талант к произнесению страшных приговоров, Айвор подумал, что свободу слова тоже можно отменить: чтобы Алексис с Фавном действительно были на равных условиях.

Отредактировано Ivor Travers (28-08-2015 01:28:27)

+4

9

Алексис еле удерживается, чтобы не поднести руку ко рту, ловя выскользнувшие вслух слова. Она испугалась того, что сказала. И что вообще осмелилась наконец подать голос – в частности. Как будто сама, очертя голову, разбила ту казавшуюся надежной границу, что отделяла её от Айвора. И теперь Уилкс чувствует себя чуть ли не обнаженной перед ним, без покрова молчания, что спасало её от излишнего докучливого внимания.
Девушка покручивает и потирает между пальцев десертную вилку, снова уткнувшись взглядом в край стола. Объяснить свой поступок всё же стоит, хоть горло сдавливает будто веревкой. Судя по острому, пристальному взгляду Трэверса, свести диалог на «нет» маг ей не позволит, раз уж она заговорила первая.
- У него… Лезет… - Алекс задерживает дыхание на мгновение. – Шерсть.
Уилкс перестает ковыряться в пирожном и неслышно кладет прибор неподалеку от тарелки. Она вздыхает и прячет обе руки под столом, вцепляясь не только в лежащую на коленях салфетку, но и в ткань платья.
- И он стар, - бормочет девушка себе под нос. Чтобы разобрать, что она говорит, нужно очень сильно напрячь слух. Безнадежное «Простите» мисс Уилкс произносит уже про себя, опуская голову так низко, что Трэверс без труда может увидеть ровный пробор в её красиво завитых волосах.
И правда, с чего она решила, будто Фавну грозит опасность? Алексис проводит с животным много времени, это факт. В конюшне, среди таких же безмолвных, как и она, зверей, сквибу становится лучше. Уилкс может разговаривать с ними, не раскрывая рта. Просто рассказывать всё, что ей вздумается, расчесывая гривы и подсовывая лакомства. И ей кажется, что её слышат и понимают. Поэтому, когда она заметила перемены в облике и самочувствии любимого друга, ей стало очень не по себе. И, спонтанно высказавшись, Алекс не хотела пугать Айвора. Она просто пыталась намекнуть, что, может быть, не всё так хорошо, как может думать сэр Трэверс, и стоило бы обратить внимание на происходящее лично, а не поручая разобраться эльфам. Почему именно сейчас, за этим обедом? Алексис не смогла бы этого объяснить. Для таких слов нет правильного времени. Любой выбранный час будет неподходящим, если новость не радужная.
Девушка чувствует себя неважно. Первый порыв встать из-за стола и покинуть обеденную комнату ей удается сдержать лишь из боязни, что Айвор легко остановит её, взмахнув палочкой. Сердце начинает биться чаще по непонятной причине. Ситуация слишком выбивает Алексис из колеи, и внезапно завихрившийся в голове вместо привычной пустоты шквал мыслей путает сознание. Разбираться с такими играми разума Уилкс не умеет, и посему делает первое, что приходит ей на ум. Она стягивает с колен кипенно-белую салфетку и комом бросает её на столешницу. Не спрашивая разрешения, поднимается со стула, обходит мебель, отделяющую от неё Трэверса. Можно подумать, что Алексис совсем себя не контролирует, слишком уж непривычно и странно её поведение, а глаза, несмотря на сохранившуюся в глубине холодность, почти лихорадочно блестят. Она останавливается сбоку от Айвора, явно мешая ему доесть свой десерт, потому что взгляд её чересчур пронзителен, и, если бы имел подобную силу, то прожег бы дыру на серой рубашке мужчины. Мисс Уилкс разжимает пальцы, и юбка свободно распрямляется, с легким шелестом принимая форму. Не боясь помять подол или испачкаться, Алекс медленно опускается на колени и обеими руками обхватывает свободную ладонь мистера Трэверса, притягивая её к себе. Наконец девушка отводит взгляд и, сжимая пальцы Айвора своими ледяными ручками так, будто готова умолять его до последнего, сдавленно спрашивает:
- Вы можете его спасти? Можете что-то сделать?..

+4

10

Когда Айвор снова слышит тот же самый звук, совпадающий по времени с движением губ Алексис, он окончательно убеждается в том, что у него нет видений, он не слышит призраков и со слухом все в полном порядке. Попутно он решает, что сообщать Уилкс о беспочвенности ее опасений нужно не сразу: пусть она насладится замешательством Айвора в полной мере — он даже показывает ей, что удивлен внимательностью мисс Уилкс, вскинув брови и откинувшись на спинку стула. Потирая двумя пальцами губы, Трэверс несколько секунд рассматривает идеально ровный пробор Алексис: она, видимо, почувствовав либо вину, либо смущение, незамедлительно прервала зрительный контакт и решила избежать взгляда Айвора, предоставив ему возможность посмотреть на то, как хорошо уложены ее волосы. Локоны чуть качаются, пружиня, и это движение немного отвлекает Трэверса от раздумий.
Он молчит, протягивая руку к бокалу и осушая его одним большим глотком. Затем, вспоминая о десерте, все-таки притрагивается к нему и с сожалением разрушает структуру пирожного; Айвор знает — чтобы насладиться вкусом, непременно играющим сотней оттенков, во всей своей полноте, вкушаемое блюдо необходимо разломать, нарушить его целостность. Каким бы красивым ни был десерт, его предназначение — быть съеденным. Определенно, рассматривать красиво и со вкусом украшенное блюдо очень занимательно, от этого можно получить массу эстетического удовольствия — к тому же, ожидание заметно подогревает аппетит: особенно в том случае, если ты не знаешь, какая у десерта начинка. Однако употребление такого произведения искусства становится настоящим открытием, просто сюрпризом, и жалеть о его разрушении просто напросто бессмысленно.
К столу Айвора было подано два совершенно разных десерта. И если с первым он практически расправился, насаживая на вилку половинку спелой желтой сливы, то второй сейчас показывал невероятные чудеса преображения — даже учитывая, что магией это «пирожное» в красивой черно-белой обертке природа почему-то не наградила.
Внезапно Алексис делает движение, которое встречается Айвором практически с негодованием: она никогда не позволяла себе вставать из-за стола без его разрешения. Палочка лежит близко, и Трэверс легко может прибить Уилкс обратно к стулу в считанное мгновение, но подогреваемый ее нестандартным поведением интерес не дает этого сделать: Айвору безумно хочется узнать, что она сделает, и это желание похоже на тот же трепет во время изучения причудливого десерта — Трэверс хочет понять, что внутри.
Подол платья ниспадает на колено, и Трэверс не успевает запечатлеть в своей зрительной памяти вид ее оголенной ноги; когда Алексис делает движение к нему, Айвор слегка настораживается, рукой непроизвольно касаясь рукоятки палочки, чтобы в случае задуманной Алексис глупости он мог среагировать раньше, чем она воткнет ему в глотку спрятанную в ладони вилку или тупой столовый нож — от последнего, кстати говоря, умирать он будет больнее и дольше.
Но то, что делает Уилкс, определенно завораживает Трэверса; он входит в оцепенение, из которого его не в состоянии выбить даже обжигающий холод ее пальцев: Айвор непроизвольно сжимает их в своей руке, загипнотизированный очень открытым и прямым взглядом Алексис.
В ее глазах Айвор видит мольбу. Через мгновение он тоже самое слышит и в ее тихом, очень сиплом, но нежно обволакивающем голосе.
— Милая Алексис, — почти шепотом, с легкой хрипотцой Айвор обращается к Уилкс, сжимая ее ладонь в своей еще сильнее. — Тебе не стоит беспокоиться о нем. Ты действительно права: он старый. Но лошадям свойственно... Сбрасывать шерсть.
Айвор свободной рукой вынимает салфетку из-за воротника, а затем встает, не выпуская руку Алексис из своей и мягко подтягивая ее за собой, чтобы она встала. Его подбородок почти касается ее макушки, когда она поднимается, и он чувствует очень тонкий аромат мяты, исходящий от ее мерцающих в свете люстры волос.
— Если бы мой конь заболел, я бы заметил это, — он не повышает голос, сохраняя тональность где-то на границе с шепотом, но он звучит несколько строже, чем до этого. — Если ты вдруг решила, что, часто бывая с ним, ты стала лучше меня понимать, что происходит с моим конем...
Рука сжимает холодные пальцы очень сильно — еще немного и, скорее всего, он услышит хруст — и Айвор лучше чувствует, насколько холодны ее руки. Через несколько секунд, когда они наконец приобретают сходную с нормальной температуру, Трэверс перехватывает руку Алексис за запястье и рывком притягивает ее к себе, заставляя практически упереться носом в свою грудь.
— И если ты вдруг решила, моя милая, что имеешь право уличать меня в невнимательности — тебе стоит пересмотреть эти решения.
Айвор громко выдыхает, стягивая губы внутрь и прижимая их зубами, а затем приближается к лицу Алексис достаточно близко, чтобы почувствовать ее сбившееся дыхание.
— Я надеюсь, ты не захочешь узнать, что будет в противном случае.
Хруст он все-таки слышит. Но другой — так рвется атласная ткань рукава платья и оно расходится в области плеча Алексис: когда Айвор с силой дергает Уилкс на себя за запястье, его ладонь соскальзывает и пальцы сжимают лишь ткань.
Он надрывает обертку второго десерта. И пусть ему не удалось до конца доесть первый, абсолютно ничего не мешает отыграться на этом.

Отредактировано Ivor Travers (29-08-2015 00:04:34)

+3

11

Спонтанное подтверждение тому, что у Алексис всё же есть какие-то чувства, гаснет быстрее, чем угли, залитые ведром воды. Она вновь опускает голову; глядит на собственные колени, минуя их с магом сплетенные воедино ладони. Девушка хотела бы вырвать свои пальцы из слишком горячей, почти пылающей руки мистера Трэверса, но он отлично владеет ситуацией, чтобы позволять опустившейся перед ним на пол неволшебнице хоть каплю большей вольности, чем она уже себе позволила. Уилкс неприятно чувствовать, как кожу обжигает чужое прикосновение, инициатором которого стала сама же - о чем пожалела. Алекс не думала, что сэра Трэверса разозлит её замечание, но последствия бестолковых, беспричинных речей не заставили себя ждать. Обычно безвольные руки девушки-сквиба напрягаются, и она инстинктивно тянет их на себя, но Айвор не отпускает, более того, играючи поднимает Алексис с колен – его воле она не может сопротивляться, физической силе тем более. От твердой хватки бледная кожа у костяшек покрывается красными пятнышками – сэр Трэверс, несмотря на то, что сдерживается и всё ещё выказывает поистине благородную терпеливость, заметно передавил ладонь мисс Уилкс. Того и гляди от запястья побегут язычки пламени: Алекс  очень чутко воспринимает любую температуру выше градуса её собственной. Она начинает мелко дрожать, но все-таки больше от страха, чем от неприятного и непривычного тепла. Зажмурившись, Уилкс сбивчиво вздыхает – воспламениться готова не только она сама. Кажется, что и воздух вокруг скоро подернется рябью и вспыхнет, настолько накалилась атмосфера в не далее, чем полчаса назад, тихой столовой дома Айвора. Алекс тяжело дышать от предчувствия чего-то нехорошего – действия Трэверса обещают куда больше, чем едва скрытая  угроза в его, казалось бы, успокаивающих словах. Иллюзия удавки на шее только усиливается. Интересно, Фавн чувствует себя также, когда его опутывают все эти кожаные ремни, и он обязан подчиняться, а иначе его стегнут хлыстом?
О нет, Алексис не умнее Айвора. Хотя, может быть, догадливее, потому что слушает свою интуицию, а она у девушки, вследствие неразвитости всего остального, весьма острая и… беспокойная. Уилкс прекрасно понимает, когда надо ждать чего-то плохого. Сейчас она уже не помнит о добром коне, за которого имела неосторожность побеспокоиться вслух. Зато подсознание безжалостно подсовывает другие мысли, родом из недавнего прошлого, и все те неловкие, возмутительные, унизительные моменты, что произошли с Алекс с тех пор, как Трэверс забрал её к себе. Шепот мага звенит в ушах, и девушка мотает головой, отрицая все подозрения.
- Я не хотела… - «не хотела уличать вас в недальновидности, не хотела намекнуть на вашу якобы слепоту».  Уилкс сипловато бормочет, запинаясь, чуть оседает и отклоняется. Мужчина скручивает кожу на её запястье до мелких морщинок, но эта боль ничто по сравнению с тем, что она уже могла бы испытать, если бы Айвор чуть менее контролировал себя. А Алекс не хочет боли. Не хочет, чтобы это был тот худший поворот событий, при котором жжение в руке – только начало.
Алексис еле дышит, когда сэр Трэверс наклоняется почти вплотную. Ей не остается ничего иного, как отвернуться, с трудом сглотнув и закрыв глаза. Взгляд Айвора опаляет не меньше его прикосновений, и мисс Уилкс сжимает свою зажатую в руке Трэверса, будто в тисках, ладонь в кулак. Ей и в голову не приходит ударить мага или оттолкнуть его; она просто ждёт, когда эта искрящая опасностью близость сама завершится.
- Не надо, пожалуйста, - Алексис бесцветно выдыхает в сторону, не решаясь даже приоткрыть глаза. Ей не важно видеть, она и так всё чувствует. Раньше Айвора никогда не провоцировала её безынициативность, отсутствие какого-либо сопротивления, наоборот, он как будто терял интерес к столь флегматичной особе, из которой даже тактильной грубостью ни одной полноценной эмоции не вытрясешь. Мисс Уилкс слишком расслабляет мышцы: не хочешь что-либо запечатлевать на теле или в сознании, просто не воспринимай это, так подсказывает ей вышколенная за долгие годы способность убегать от ощущений. Увертка, призванная хоть немного спасти Алексис, действует не по плану. Она не ожидала, что Трэверс сорвется.
Девушка шарахается от Айвора. Прижимая руку к телу, прикрывая оголенное плечо, Алекс выглядит потрясенной. Она машинально поворачивается боком к мужчине; широко распахнутые глаза мисс Уилкс невидяще глядят в одну точку. Обстановка комнаты мутится и плывет пятнами, как если бы у Алексис внезапно ухудшилось зрение. Под кончиками пальцев леденеет обнаженная кожа, но девушка, как обычно, не замечает своего тела. Ей владеет другое. Выходя из ступора, Алекс принимает на себя целиком и полностью то, что только что случилось между ней и мистером Трэверсом, во всей безнадежности и необратимости. Шагнув прочь от Айвора и развернувшись тем самым к нему спиной, Уилкс облокачивается одной рукой о край стола, бросив нелепую попытку заслонить ладонью дыру в платье, через которую бесстыдно выглядывает на свет тонкая лямка черного нижнего белья. Коснувшись другой рукой искривившегося в сдерживаемом всхлипе рта, Алексис до боли зажмуривается. Её потрясывает, и она машинально сводит плечи и изгибает спину, словно стараясь спрятаться сама в себе, стать меньше и незаметнее. Алекс больше не может оставаться в одном помещении с Айвором; ей противна сама мысль, что она живёт с ним под одной крышей, носит купленные им платья и украшения, ест то же, что и он. Уилкс хочется бежать без оглядки, только бы не чувствовать затылком, как лучший друг её покойного брата смотрит на неё.
Алексис оборачивается через плечо. В мерцающем свете заметно, как поблескивают от размазанных слез её нижние веки. На секунду во взгляде прорывается вся ледяная ненависть, что выплеснулась в этот момент из глубины души. Несчастная сквиб ненавидит человека, спасшего её от неминуемой смерти на улице, за то, что он так сразу после смерти Элджера оказался в том проклятом доме. Ненавидит потому, что он сдержал слово, данное другу. Ненавидит за то, что спрятал её у себя, рискуя положением и благополучием, как когда-то рисковал брат Алексис. И за то, что он дал ей, умолчав о том, чем Уилкс предстоит расплачиваться за псевдобескорыстную заботу.
Всё могло быть иначе, не сыграй природа жестокую шутку, обделив наследницу чистокровного рода прямым условием на это самое наследство. Если бы Алексис была волшебницей, она могла бы сейчас находиться в этом доме на других правах. Могла бы носить все эти наряды и драгоценности не из одной лишь прихоти Айвора. Но всё не так. Алекс смотрит испуганным волчонком, которого пару раз ударили палкой, чтобы загнать в угол. Маленький хищник всё равно скалится и рычит, хоть и чувствует, что всё кончено, и нет никого, кто мог бы его спасти и защитить. То же самое творится и в сознании мисс Уилкс, разве что безмолвно.
Алексис выпрямляется, отводя взгляд от мистера Трэверса и оправляя поехавшую ткань – на место она всё равно не ложится, и этот жест больше жалок, чем напоминает о достоинстве. Вытирая лицо тыльной стороной ладони, девушка медленно идет до угла столешницы, где на мгновение останавливается, поворачиваясь в полупрофиль.
- Простите, - в этом равнодушном слове, брошенном слишком тихо, чтобы содержать хотя бы намек на истинное его значение в данный момент, сквозит условная вежливость. Впрочем, Алекс действием обозначает, что имела в виду. Привычно придержав длинную юбку с одной стороны, чтобы не наступить на подол, Уилкс делает шаг в сторону выхода из столовой.
Айвор Трэверс очень галантный и воспитанный мужчина. Он не станет задерживать даму, которой необходимо привести в порядок растрепанные чувства.
Только Алексис не дама. И в ней не так много того, с чем можно было бы считаться.

Отредактировано Alexis Wilkes (30-08-2015 22:35:42)

+3

12

Айвора не волнует тот факт, что он порвал платье, смотревшееся на Алексис идеально: стоит взмахнуть палочкой, и все станет как прежде. Но он этого не делает — наблюдать за жалкими попытками мисс Уилкс прикрыть оголенную часть тела куда приятнее, чем лицезреть ее пусть и в таком красивом, но закрытом платье.
Трэверс не останавливает ее, когда Алексис отходит в сторону и отворачивается; мажет взглядом по открывшейся части спины и бледному плечу: в горле резко пересыхает. Айвор пальцами хватается за вторую пуговицу рубашки, чтобы расстегнуть, а затем коротко облизывает губы и чуть наклоняет голову вниз. Его эмоции, подстегнутые алкоголем и ощущением холода ее тела под атласной тканью, впервые за долгое время приобретают сильную окраску — настолько, что держать их в узде становится невыносимо, тяжело и мучительно.
Когда она оборачивается, Айвор молча смотрит на Уилкс, не двигаясь с места. Он ждет, пока она успокоится и сделает следующий ход, словно они играют в шахматы. Пока оппонент не сделает шаг, второй игрок не может двигать фигурки — это правило установлено Трэверсом и в этой замысловатой, очень опасной игре. Опасной не только для Алексис, но и для Айвора: держать у себя сквиба, пусть даже зная о всех вероятных последствиях и предупреждая их, довольно экстремальное решение и, казалось бы, бессмысленное. Дань уважения другу? Возможно, кто-то мог бы подвергать себя невероятной опасности, основываясь только на обещании. Айвору в этом отношении слегка не доставало альтруизма, а потому причина, по которой мисс Уилкс до сих пор не была отправлена на улицу в лучшем случае, а в худшем — на тот свет, крылась глубоко внутри сознания мистера Трэверса. Он не давал себе подчиняться собственным слабостям — а Алексис определенно можно было отнести к этой категории вещей — но эта слабость не имела над ним абсолютно никакой власти. Она сама была под контролем Айвора, целиком и полностью, словно тряпичная кукла-марионетка, даже если она считала, что может запросто взять и уйти без его разрешения.
Наивная, глупая, безвольная кукла. Ему так хочется побыстрее разбить всю ее надежду о суровую реальность — благо у Трэверса есть идеальный для этого инструмент.
— Империо, — выдыхает Айвор, направляя схваченную в мгновение палочку на мисс Уилкс; она вдруг обмякает, словно теряя прежнюю решимость и воодушевление, и резко разворачивается, медленно двигаясь обратно, огибая стол и возвращаясь к Трэверсу. Когда она оказывается достаточно близко, чтобы Айвор чувствовал на себе исходящий от ее тела холод, он прекращает действие заклинания и, кладя свободную руку Алексис на талию, возвращает палочку на место. Трэверса даже умиляет то, как пятится Алексис, когда он делает шаг — своими движениями, резкими и порывистыми, он заставляет ее вжаться в стол: она боится и, следуя первобытному инстинкту, ищет защиты. Но единственный, кто может спасти ее — это Айвор, и он действительно готов защитить ее от чего угодно.
Кроме самого себя.
— Ты не уйдешь отсюда, пока я не разрешу, — он наклоняется к ее уху и практически шепчет, губами касаясь края раковины; чувствует вибрацию, исходящую от тела Алексис, и сжимает руку на ее талии, собирая в кулак ткань и цепляя кожу. — Тебе ведь не нужно повторять дважды?
Когда Айвор расслабляет кисть, не убирая ее, и чуть отстраняется, чтобы увидеть лицо Алексис, он второй рукой цепляет оторванный край платья, пытаясь вернуть его на место; когда ткань нещадно соскальзывает, ладонь Трэверса накрывает обнаженное плечо Уилкс и сжимается. Пальцы впиваются в холодную кожу, оставляя на ней красные пятна, которые не исчезают вмиг, а остаются метками на бледной поверхности ее тела.
Он намеренно делает ей больно, намеренно обжигает прикосновениями и оставляет «метки»: он хочет, чтобы она знала о своей принадлежности и больше никогда не пыталась ослушаться. Такую дерзость, как разговор о болезни коня за столом, Айвор простил. Также, как и то, что она встала посреди ужина, не удосужившись попросить разрешения (в его понимании она была обязана спросить). Но закрыть глаза на неповиновение, на самовольное желание покинуть столовую — которое читалось не только в жестах, но и в полном решимости взгляде — Айвор не мог. Если сейчас дать слабину, девчонка решит, что ей можно абсолютно все, а слова Трэверса не имеют под собой никакого основания. Ведь она живет в его доме уже два месяца и ни разу за это время он не поднял на нее руку, не позволил себе повысить голос или угрожать. И он даже не думал о том, что захочет разорвать на ней одежду, выбранную им самим.
Сейчас это платье стало ненавистным. Оно отделяло от сути, от внутреннего содержания, от того, до чего Айвор — и, как он подозревал, вообще никто — еще не добирался.
— Я прощаю тебя, Алексис, — выдыхает он, снова натягивая на лицо дружелюбную улыбку: голос же по-прежнему кажется практически стальным. — Но за это тебе придется заплатить.
Платье уже не кажется таким красивым и необходимым предметом гардероба. Треск ткани оказывается еще громче, чем в первый раз, а второй рукав остается в ладони Трэверса: когда Айвор разрывает черный атлас в области спины, деля на две практически равные части — точно по шву — то бросает рукав на пол прямо под ноги Уилкс.
Туда же, куда медленно, словно густая черная смола, стекает то, что раньше именовалось прекрасным черно-белым платьем.

+3

13

Алексис едва ли успевает сделать пару шагов вокруг стола. Она знала, что разворачиваться спиной к Айвору – себе дороже, и не собиралась уходить из комнаты; намеревалась лишь вернуться на свое место и провести оставшееся от ужина время в молчании, чтобы ничем более – ни словом, ни взглядом, ни делом – не злить мужчину, с которым вынуждена жить. Но Трэверс воспринимает её действия как жесты нормального человека, не чурающегося собственных решений. Уилкс замирает: из головы вымело все подчистую, кроме одной идеи, возведенной в ранг необходимости. Она должна обернуться. И совершить свои шаги в обратном порядке.
Алекс подходит к Айвору вплотную; она бы подошла ещё ближе, если бы позволяло расстояние. Рука девушки упирается в грудь мистера Трэверса, и под кончиками пальцев щекочущим теплом ощущается его кожа. Мисс Уилкс скользит одурманенным взглядом от шеи Айвора до того места, где сходятся пуговицы на рубашке – ей кажется, что с одеждой мага что-то не так. Как только она уже готова поддеть следующую застежку, наваждение спадает. Алексис пятится, но Трэверс подчиняющим прикосновением удерживает её.
Край столешницы кажется особенно острым, когда впивается в бедра и не дает отстраниться дальше. Муть перед глазами не проходит, из-за чего Алекс практически полностью теряет ориентацию в пространстве. Она сжимает кулак и удерживается за единственное, что помогает сохранять равновесие и оставляет в реальности, не давая упасть навзничь назад, на стол, и этот предмет по иронии судьбы надет на Айворе. Уилкс поднимает на Трэверса затравленный взгляд, но мужчина, не замечая его, наклоняется к девушке.
- Нет… - беспомощно шепчет Алексис; она говорит машинально – доселе непознанные ощущения туманят рассудок. Дыхание мужчины обжигает ухо, и Уилкс инстинктивно отводит голову, отклоняясь круговым движением. Она прижимает подбородок к ключице и прерывисто выдыхает, закрыв глаза.
Боль пронзает обнаженное плечо, и девушка дергается назад, обеими руками впиваясь в стол. Скатерть морщится под её ладонями, и приборы, мирно покоившиеся чуть поодаль от Айвора и Алексис, с жалобным звоном движутся вслед за тканью. Сначала сбоку срывается на пол вилка; за ней, звякнув о край тарелки, падает на столешницу почти пустой бокал из-под вина, выплескивая на белоснежную поверхность пару багряно-красных капель.
Алекс не нужно прощение Айвора. Она переводит на него обреченный взгляд, чуть сводя при этом плечи. Трэверс считает наоборот. И он знает, что не услышит в ответ ни одного отрицания, не встретит протеста.
Уилкс приоткрывает рот, будто хочет все же что-то сказать, но не произносит ни слова, вместо этого глубоко, с дрожанием, вдыхая воздух. Ей мгновенно становится холодно, и скользящее по телу платье навевает ассоциации со змеями, ползущими по коже.  Алекс не спрашивает, чем именно ей придется платить за то благо, которого она не жаждала. Девушка подозревала все эти два месяца, оказываясь в недвусмысленных ситуациях, что Айвор может зайти дальше, только вот не знала, чем обернется следующий шаг мужчины, и когда он случится. Тело реагирует само собой: мышцы напрягаются и сжимаются, но голова отказывается понимать, что произойдет, и Алексис не имеет ни малейшего шанса подготовиться.
Откидываясь назад и припадая к столу, Уилкс удерживает себя, опираясь на край. То, что происходит с её телом, определенно разбужено где-то глубоко внутри, и девушка понятия не имеет, как бороться с этим, как удержать немыслимые по своей силе ощущения. В ушах дико шумит, как будто не осталось в мире больше ни одного звука, кроме гула её пульсирующей крови. Алексис запрокидывает голову, сжимая челюсти; кончики туго завитых кудрей елозят по лопаткам. Сбоку на открытой шее бьется тонкая жилка, трогательно выдавая неспокойное состояние мисс Уилкс.
Платье застряло на том уровне, где бедра Алексис соприкасались со столом. Чуть выгнувшись, девушка случайно позволила ткани свободно соскользнуть вниз до конца; теперь на полу вокруг ее лодыжек громоздилось великолепие из черно-белого атласа. Нижняя комбинация, облегающая как вторая кожа и повторяющая каждый изгиб тела Уилкс, сковывала движения – в такой одежде Алекс не могла себе позволить даже пошевелиться. Ещё больше вгоняло в оцепенение ожидание, что же с ней сейчас будет. Как бы девушка ни старалась, «побег» от реальности не работал. Не получалось дышать ровно, не выходило отвлечься от самой себя и тем более от Трэверса. Уилкс не представляла, как на самом деле происходит то, о чем она знала лишь в смутной теории, и посему боялась заранее, хоть и старалась не забывать, что «отключиться» у неё может быть и получится  - в самый опасный момент.
Алексис  смыкает лодыжки, но почувствовать, как конечности вплотную касаются друг друга, ей удается недолго. Айвор коленом разводит ее ноги, и неподатливая, упругая ткань нижнего белья ползет вверх, обтираясь о кожу.
Уилкс открывает глаза и смотрит умоляюще, но безнадежно. Только взгляд ее упирается в потолок, а не в лицо мужчины. В причудливой люстре, на которую уставилась Алексис, и то больше сочувствия, чем в мистере Трэверсе.

+3

14

В несколько тусклом свете лампы фарфоровая кожа Алексис сияет серебром. Айвор недолго наслаждается видом ее практически оголенного тела — под платьем оказывается шмиз черного цвета на тонких бретельках — и через несколько секунд ему становится сложно смотреть на Уилкс, сложно удержаться от действий. Трэверс выпускает свои эмоции на волю и они изливаются бурным потоком: он прибивает Алексис к столу, сдирая с ее спины нежную кожу.
Определенно, долгое отсутствие женщины под боком Айвора заметно сказалось на проснувшихся вдруг ощущениях: Трэверс не был сторонником одноразовых отношений или встреч ради увеселения. Даже если об этом говорили в узких светских кругах, то это были лишь бездоказательные слухи, которые, между прочим, вызваны намеренно. Вдова Розье, двоюродная сестра Айвора, поведала ему о планах ее отца. И, честно говоря, в отношении к такого рода связи мысли Айвора и Руби определенно сходились, а потому частые посещения поместья Трэверса не несли под собой никакого пикантного подтекста. Правда, окружающие думали иначе, слухи доходили и до самого Эйвери... Но в этом то и была задумка. Сестре было тошно от того, что отец давит на нее и использует не совсем адекватные, весьма навязчивые предлоги, чтобы свести свою дочь хоть с кем-то. Даже если этот кто-то — ее двоюродный брат. И Айвор справедливо поддержал свою родственницу, не отсылая ее каждый раз восвояси, а завязав с ней довольно крепкую дружбу, параллельно предлагая ей варианты довольно неплохих партий.
Ситуация с женщинами вполне прозрачна и ясна: их у Айвора нет. Точнее, не было, пока не появилась Алексис. Ее, конечно, тяжело назвать достойной внимания светской львицей, но... Ради того, чтобы удовлетворить свои потребности (весьма первобытные, но оттого более острые и нестерпимо нуждающиеся в усмирении), обязательно нужна дама с идеальной родословной? Вылощенная, словно породистая арабская кобыла, горделиво вскидывающая голову и покачивающая волнистым хвостом на рыси? Зачем портить невероятно прекрасные цветки, которые еще могут дать миру достойное потомство с чистой, идеально аристократичной кровью, если специфический, но определенно звериный аппетит Айвора может утолить кукла?
Вздрагивающая от малейшего прикосновения к внутренней поверхности бедер, запрокидывающая голову назад при соприкосновении с чужой кожей, рвано выдыхающая после того, как оказывается даже без спасительной черной ткани кукла. Кукла, которая даже несмотря на свою внешнюю холодность и неприкосновенность оказывается весьма чувственной. Для куска фарфора — даже слишком.
Знакомый треск вновь наводняет столовую; ему аккомпанируют лязг падающих приборов и тихий звон бокала. Но Айвор слышит только хриплое дыхание Алексис и пульсацию в своих висках. Ему кажется, что еще немного — и его разгоряченная голова просто взорвется от практически забытых, а оттого более острых и ярких ощущений.
Айвор срывается на утробный рык, когда чувствует тепло ее тела — теперь она уже не кажется такой холодной, недоступной и молчаливой, и это невероятно сильно подогревает его желание. Так же, как и то, что Алексис впервые оказывается в настолько близких отношениях с кем бы то ни было — это он понимает без дополнительных подсказок.
Грубая рука обхватывают тонкую шею, сжимая до того момента, пока пальцы не смыкаются; движения медленные, но резкие, практически рывками выбивающие из Алексис хриплые выдохи. Ладонь, сжатая на горле Уилкс, белеет, приобретая сходный с ее лицом цвет — но не так надолго, чтобы Алексис окончательно посинела и потеряла связь с реальностью. Когда Трэверс ослабевает хватку, он не убирает ладонь от лица Уилкс, а проводит ею от ее подбородка и до затылка, заводя руку назад. Алексис, немного отойдя от короткого шока, вдруг встречается щекой со скатертью; прямо около ее лица, чуть окропив его мелкими красными каплями, падает второй бокал. Ее бокал. Собранные в кулак Айвора кудри щекочат ему запястье, а потому он тянет их на себя, заставляя Уилкс очень сильно прогибаться в пояснице — до хруста застоявшихся без движения суставов.
Собранные с ее щеки капли вина кажутся Трэверсу слегка солеными. Определенно, такой их вкус ему нравится гораздо больше.

Отредактировано Ivor Travers (02-09-2015 22:11:39)

+3

15

Тело Айвора настолько тяжело, что грудная клетка девушки чуть ли не вламывается внутрь. Сердце бьется как будто о каменную плиту. Алексис дышит натужно, невольно опускаясь назад, пока лопатки не соприкасаются со сморщенной тканью скатерти. Под правым плечом находится что-то острое, и девушка недовольно дергает рукой, боясь, что холодное лезвие ножа вопьется в бледную кожу. Изогнувшись, Уилкс ещё сильнее подминает под себя полотно, нарочно задирая колени. Она не забывает машинально соединять ноги, пока в положении лежа подтягивает свое тело назад и целиком ложится на столешницу.
Прикосновение губ Айвора к шее не кажется столь уж противным, хотя Алексис по привычке отворачивается. Пустым взглядом Уилкс смотрит прямо перед собой и видит бокал Айвора - на самом краешке от падения откололся крохотный лепесток стекла. Бокал больше не выглядит изысканным: даже такой незначительный дефект испортил весь внешний вид посуды, и Трэверс вряд ли захочет испить из нее ещё раз. С кромки готова слететь последняя яркая капля крепкого напитка, но почему-то этого не происходит, несмотря на то, что бокал мелко дрожит. Девушка пребывает почти в полной прострации – ничто из происходящего не кажется реальным до конца.
Её ноги снова раздвигает властное, напористое движение. Заметив на мгновение, как колени отлетают одно от другого, Алекс резко запрокидывает голову, сжимая пальцы на краю столешницы. Айвор может видеть, как до боли напряглась её гортань; Алексис упирается макушкой в твердую древесину, через хриплые выдохи слыша, как срывается ее голос, мимо воли выдающий нечленораздельные звуки. Она честно пытается не обращать внимания на то, что внизу на внутреннюю поверхность бедер что-то нестерпимо давит. Уилкс все сильнее выгибается в области груди: кажется, тугая ткань нижнего белья скоро лопнет.
Все тело пронзает непередаваемая боль. Алексис чудится, что ее разрывает на части, и она шарит рукой впереди в попытках зацепиться за что-то, что может хоть слегка облегчить это убивающее чувство. Под пальцами скользит холодный, крохотный по размерам пластик пуговицы на рубашке Айвора, и, хоть это не лучший способ снова вернуться в себя, Уилкс хватается за застежку как в последней надежде, широко распахнув глаза и натягивая ткань до предела. Дрогнувшей рукой мисс Уилкс рваным жестом дергает сэра Трэверса на себя – за тем лишь, чтобы его губы едва коснулись её подбородка. Ей по-прежнему очень больно: Айвор все делает медленно, но внутри Алексис живёт какая-то преграда, которая мешает мужчине.
Она не замечает, когда доступ кислорода ограничивает чужое, жесткое прикосновение. Потеря возможности дышать органично вписывается в судорожные, но методичные движения, от которых Алексис потрясывает, будто под током. Совсем непривычно осознавать, что кто-то вторгается внутрь тебя; еще более странно прислушиваться к ощущениям, которые от этого расползаются внутри. Уилкс не знает, как подчинить свое тело, до сего момента апатичное и равнодушное к касаниям посторонних, поэтому она реагирует на каждое проникающее движение, под чуткими кончиками пальцев чувствуя то жесткие волосы мистера Трэверса, то его чуть влажную, разгоряченную, кожу.
Алексис содрогается всем телом, непроизвольно подаваясь вверх. Край столешницы выскакивает из её влажных ладоней, и девушка по инерции вскидывает руки, необдуманно впиваясь в ткань скатерти над своей головой. Она соединяет сжатые кулаки вместе, натягивая полотно, и максимально смыкает руки, пока не зажимает свою запрокинутую голову. Все звуки в мгновение приглушаются, в том числе надрывный стон, рвущийся откуда-то из середины груди. Уилкс чувствует на своей шее и щеке поцелуй Айвора и рывком отталкивает его, чтобы в следующую секунду с жадностью набрать в легкие побольше воздуха и найти губами его губы. Эта подсказка приходит сама собой, но Алексис, почти сразу прервав поцелуй, снова отклоняется назад, приманивая Трэверса к своей полускрытой под одеждой груди.
Боль медленно отходит, с каждым новым движением покидая тело Алексис. На её место приходит нечто странное, чересчур незнакомое, чтобы знать, как вести себя. Туман в голове только сгущается, когда Алекс, почти прислонив одно колено к столешнице, а второе опустив вдоль, прогибается в пояснице, навстречу человеку, с коим несколько минут назад не хотела находиться в одной комнате и который теперь не просто близко - он в ней буквально. Вдохнуть не удается, и девушка зарывается ладонью в волосы Айвора. В последний раз дернувшись, Уилкс обмякает, почти безвольно развалившись на столе и высвобождая руку. Глазам снова становится горячо, но Алексис не плачет, все тем же бездумным взглядом вперившись в потолок.
Вроде бы люстра та же. И те же огоньки, мерцающие в хрусталиках.
Разве что она сама не чувствует себя прежней.
Чувствует себя вообще никакой: пустой, бессильной, ничтожной.
И только всепоглощающее удовлетворение напоминает Алексис, что она всё ещё существует: лежит в доме Трэверса на обеденном столе и даже не пытается вернуть подол комбинации на место, раскинув руки и глядя прямо перед собой.

Отредактировано Alexis Wilkes (03-09-2015 11:50:19)

+3

16

Алексис удивляет Айвора даже будучи в том состоянии, когда способность адекватно мыслить улетучивается по мере увеличения темпа: он понимает, что подогреваемый все это время интерес действительно был далеко не беспочвенным. Может быть, эта морозь, коей подернут взгляд Уилкс — следствие неумелого обращения? Может быть, причина кроется в том, что Алексис никогда не знала, что можно чувствовать себя хорошо, а не никак? Дорогие вещи и украшения не приносят никакой радости, если твоя жизнь убога и безрадостна в целом. Айвор понимал это, даже не являясь философом или ученым: ему достаточно тех знаний, что он получил при общении с окружающими. Все, что давалось Алексис до этого, было пустым внутри, но с красивой оболочкой. Еда не приносит радости, красивое отражение в зеркале — подавно.
Но когда за тем столом, где около часа назад двое методично отправляли в свои рты сочное мясо, кусок за куском, вдруг разыгрывается настоящая феерия новых для одного и старых, но давно позабытых для другого ощущений, приходит осознание. Осознание того, что никчемная жизнь может оказаться всего-лишь неполной.
Айвор видит в глазах Алексис то, что до этого в этих самых глазах не видел никогда. Он видит блеск и удовлетворение.
Тело Уилкс обмякает, но внутренние мышцы снова напрягаются, заставляя Трэверса резко выдохнуть; он смахивает капли пота со лба, пытаясь выпрямиться, но получается у него не слишком удачно. Перед глазами резко возникают размытые, мутные пятна, которые, стоит лишь пару раз сморгнуть, тут же пропадают. Головокружение проходит не сразу и Айвор, приведя себя в относительный порядок, с громким выходом садится на стул, рукой проводя по волосам.
Алексис лежит неподвижно — только грудь медленно двигается вверх-вниз; покатые впадины паха становятся еще глубже, когда она делает глубокий вдох.
Айвор с помощью палочки поднимает упавший на стол бокал в воздух; тот медленно пролетает над Алексис, роняя последние капли ей на живот. Кожа под ними сжимается и рефлекторно впадает брюшина. Когда бокал оказывается перед Трэверсом, он направляет на него палочку и наполняет водой, не произнося ни слова: в данный момент ему, что удивительно, совсем не хочется разговаривать.
Жадными глотками Айвор медленно осушает бокал; он сильно запрокидывает голову и становится видно, как на его мокрой от пота шее скачет кадык. После выпитой воды Трэверсу на мгновение становится чуть легче — появляется свежесть в пересохшем горле, но шум в ушах и слабость в ногах никуда не уходят.
— Мне показалось, — кое-как приведя ритм дыхания в норму, Айвор застегивает вынутую рукой Алексис пуговицу рубашки. — Что наказание пришлось тебе по душе.
Он поднимается со стула, все еще держась за столешницу; перед глазами снова начинает плыть, а потому Айвор хмурится, поднимая вверх указательный палец — как бы показывая, что, как только он сможет держать равновесие, то продолжит свою речь — и наконец принимает достаточно устойчивое положение. Оперевшись о стол, Трэверс оглядывает Алексис, которая постепенно переместилась в сидячее положение; судя по всему, она считает, что на этом они закончили трапезу.
— Хочу тебя обрадовать, — Айвор подходит к Уилкс, аккуратно прикладывая одну ладонь к ее щеке, а вторую кладя на затылок. — Это была первая часть.
Губы Уилкс соленые и мягкие, горячие, словно раскаленный металл — и Трэверс чувствует металлический привкус, когда нарушает целостность ее нижней губы; рука на затылке непроизвольно, ведомая инстинктом, снова стягивает кудри в кулак. Алексис вяло отстраняется, но у нее не получается изобразить возмущенный или гневный взгляд: видимо опьяняющие, новые ощущения не дают ей адекватно мыслить. Айвор, к ее сожалению, пока не настолько удовлетворен.
В руке Трэверса что-то поблескивает; проследить, как это "что-то" оказывается в его руке не удается — точно также, как и почувствовать холод лезвия на внутренней поверхности бедра.
Правда, когда металл входит чуть глубже, ощущения пробиваются сквозь вязкую пелену эйфории. Трэверс понимает это, когда лицо Уилкс приобретает совершенно иное выражение.

Отредактировано Ivor Travers (03-09-2015 01:28:34)

+2

17

Алексис моргает так медленно, что может уследить, как чернота плавно ниспадает, закрывая весь обзор будто занавесом, и также неспешно поднимается, снова являя взгляду девушки покатые хрусталинки под потолком. Расслабленные руки мисс Уилкс, распростертые на столе по обе стороны, практически не шевелятся, только полусогнутые пальцы изредка коротко подрагивают – так тело избавляется от последних остатков тех ощущений, что Алекс испытывала пару минут назад.
В очередной раз опустив веки, Уилкс уже практически не открывает их, переведя взгляд вниз. Впалая полоска кожи посередине, отражая теплые желтоватые огоньки свечей, отсвечивает глянцем. Узкое нижнее белье сбилось и перекрутилось; переднюю и заднюю части черного корсажа соединяет теперь только одна тонкая лямка – вторая затерялась где-то в кудрях Алексис, а на её месте остался вырванный кусок материи, размахрившийся по краю. Не удерживаемая с одной стороны, ткань сползла сильнее, обнажая грудь девушки, и вид собственной бледной кожи, переходящей в темный полукруг, а потом насмешливо прикрытый тем, что ещё недавно надежно прятало интимные части тела, даже когда она оказалась без платья, смущает Уилкс до бледно-розового румянца. Наконец Алекс сгибает руки в локтях и подтягивает корсаж вверх. Приложив ладони к краю белья, она чуть надавливает на него, будто припечатывая. Уилкс закрывает лицо, запрокидывая голову, и вздыхает через прижатые ладошки.
Всё оказывается куда прозаичнее, чем ожидала девушка. Удовольствие, даже можно сказать больше, почти эйфорическое наслаждение улетучивается стремительно, оставляя вместо себя привычную эмоциональную тишину. Но если сознание почти сразу перестает подсовывать качественно новые переживания, то вот организм справляется с чувственным опытом не так хорошо. Не то чтобы Алексис сильно волнуют физические аспекты, но не откликаться на тянущую боль в мышцах она не может хотя бы потому, что ей это неприятно.
Внезапное прикосновение к животу чего-то мокрого и прохладного вызывает непроизвольный  спазм. По коже, размазываясь, стекает гладкая капелька, и это немного отрезвляет. Алекс растирает сухие глаза, слегка растушевывая во внешних уголках черную краску для ресниц, и затем проводит рукой под задранным краем комбинации. На подушечках пальцев остается тонкая, темная сливово-розовая пленка.
Кое-как раскатав подол нижнего белья и едва прикрыв ягодицы, Алексис осторожно садится, упираясь в столешницу за своей спиной. Она соединяет колени, и непонимающе морщится: кожа слипается, как будто внутренняя часть бедер чем-то испачкана. Мисс Уилкс чуть-чуть разводит конечности, и её глаза широко распахиваются – тусклые и уже подсохшие красные пятна покрывают не только ноги, но и расплылись на скатерти под Алексис. Крови вытекло не так уж много, но её вид на белой ткани пугает. Чувствуется специфический, терпковатый запах, и Уилкс догадывается, что он исходит от неё самой.
Девушка бросает на Айвора измученный, негодующий взгляд. Его слова цепляют за живое, особенно после того, как Алексис увидела грязные последствия того, что он с ней сделал. Трэверс уличает её в чем-то постыдном, и Уилкс готова провалиться сквозь землю. Самое отвратительное, что отчасти Айвор прав. Но совсем не имеет значения, понравилась девушке такая близость или нет. Если каждый раз после того, как мужчина захочет повторения, она будет вот так с ужасом смотреть на собственную кровь и переживать очередное унижение, то ответ будет однозначным – нет, ей не по душе развлечения Трэверса. Впрочем, её согласие значит для мага ещё меньше, чем её отношение, и это Алексис не могла не признавать.
Айвор снова касается её лица, и мисс Уилкс зажмуривается и мотает головой, обхватывая запястья мужчины и слабо пытаясь отвести его руки. Она больше не хочет ничего, особенно его поцелуев, откровенных, совсем не уважительных, изучающих прикосновений и тем более не желает опять почувствовать в себе что-то чужое.
Алексис выдыхает короткий, болезненный стон, не в силах отстраниться от губ Трэверса. Девушке удается это лишь потому, что Айвор снова весьма ощутимо натягивает её волосы. Она проводит языком по нижней губе, а потом тянется к саднящему месту рукой, едва удерживая равновесие. Смахнув очередную капельку выпущенной Трэверсом крови, Алексис почти падает, в последний момент успев снова опереться о стол. Солоноватый налет во рту вносит хоть какое-то разнообразие в палитру вкусовых ощущений: если о недавнем обеде Алекс не смогла бы и слова сказать, то вот какова на вкус кровь она запомнит.
Взгляд Уилкс начинает метаться, когда рука Айвора оказывается внизу. Она готова терпеть, если он начнет её трогать, лишь бы не делал ничего большего, но у Трэверса на уме совсем другие желания. Когда лезвие нарочито медленно скользит по коже, оставляя идеальную прямую линию, по которой с небольшой задержкой начинает бежать темно-бордовая кровавая дорожка, Алексис всхлипывает, раскрыв рот. Её губы дрожат, и в горле сразу же пересыхает от беспрепятственного, неконтролируемого проникновения в него воздуха. Она не может перевести взгляд от холодного серебра, уже запачкавшегося красным. Айвор наконец отводит лезвие от пореза, походя отирая залившую металл кровь о ногу Алексис.
Алекс совсем не больно – рана небольшая и неглубокая, хотя из неё так и бегут, не останавливаясь, все новые и новые дорожки, опутывая ломаной красной сеткой сначала колено, а потом и голень девушки. Уилкс пребывает в немом шоке. На её виске колотится бледно-голубая венка, а аккуратные брови изогнулись. Алексис закрывает глаза и, всхлипывая и поскуливая, стекает на пол, становясь на колени перед Трэверсом. Она утыкается лбом в живот мужчины, а потом прислоняется щекой, цепляясь по бокам за его рубашку и сжимая кожу под ней.
- Пожалуйста, хватит… - плечи Алексис потряхивает от еле сдерживаемых рыданий. – Не делайте этого. Я больше никогда не разочарую вас, поверьте мне.
Мисс Уилкс шмыгает носом, сглатывает и, чуть крепче впиваясь в бока Айвора ледяными пальцами, смотрит на него снизу вверх. Голос девушки почти стеклянный – такой же, как и её глаза.
- Я буду делать всё, что вы скажете, - монотонно выдыхает Алексис, не до конца понимая, что сейчас обещает Трэверсу. До неё не доходит, что для Айвора и игры с ножом могут входить в это понятие, но Уилкс всё ещё уверена, что это – единичный случай, всего лишь её наказание. Она подразумевала несколько другое. И готова была притворяться и перед Трэверсом, и перед самой собой, что ей действительно нравится быть с ним. Это была недостающая деталь для их отношений; во всех остальных смыслах Алексис уже и так целиком и полностью принадлежала только Айвору.

+1

18

аудио

Брезгливым жестом Трэверс обтирает кинжал о бедро Уилкс; кровь по цвету напоминает выдержанное красное вино. Жидкость растекается по ноге Алексис, рисуя причудливый, яркий сетчатый узор. Взгляд Трэверса прикован к этому месту: мелкие алые струйки достигают голени и расходятся еще, образуя причудливую паутину. Айвору не часто предоставляется возможность пустить кровь: жертвы пожирателей обычно умирают разве что после пытки Круциатусом или же вовсе без мучений — под действием родственного ему непростительного. Насладиться видом пущенной крови получается редко, а  потребность возрастает с невероятной скоростью. Кинжал, который он сейчас держит в руке, Айвор постоянно носит с собой. Чтобы в случае предоставления ему такой возможности он бы мог выпотрошить чье-нибудь жалкое тельце без помощи магии — особенно если в какой-то момент Трэверс лишится палочки.
Айвору мало коротких мгновении ликования, когда он чувствует запах крови, видит, как она медленно вытекает из оставленных его рукой ран, вымывая из человека жизнь. И он подтверждает это, когда подносит кинжал к груди Алексис. Однако Трэверс не успевает сделать следующий надрез: Уилкс стекает на пол, собирая пальцами ткань его рубашки и кожу под ней; Айвор стоит неподвижно, вскинув голову и закрыв глаза. Более привычный холод ее рук напоминает ему о том, что сегодня Алексис впервые заговорила. Возможно, действительно не стоит выкладывать все карты на стол в первый же день их более близкого знакомства?
Слова, что произносит Алексис, заставляют Трэверса сильно удивиться. Неужели она так сильно испугалась вида собственной крови? Неужели ей было так больно? Неужели ощущения были настолько острыми, что заставили ее умолять?
Рука властным движением накрывает макушку Уилкс, прижимая встопорщенные кудри; Трэверс молчит, опустив голову и разглядывая лицо Алексис, вмиг ставшее таким же холодным и непроницаемым — эйфория и нездоровый блеск сошли, словно туманное наваждение.
— Встань. Прошу тебя, — тихо, бесцветно произносит Айвор; его ладонь скользит по щеке Алексис, пальцы мягко сжимают подбородок. Она несмело поднимается, цепляясь пальцами за его рубашку, и Трэверс вновь чувствует приторный, насыщенный запах крови, дурманящий на короткое мгновение.
— Ты и так делаешь все, что я скажу, — говорит он после короткой паузы, заглядывая Уилкс в глаза; он не прикасается к ней более, хотя все еще чувствует холод ее ладоней на своей груди. — Но, раз ты так говоришь... У тебя есть что-то еще, что ты можешь мне предложить?
Трэверс слегка вскидывает подбородок, наклоняя голову набок. Губы вновь растягиваются в мягкую улыбку, а рука по-прежнему с силой сжимает резную рукоятку кинжала.

Отредактировано Ivor Travers (03-09-2015 17:24:06)

+1

19

Подчиняясь властному голосу, Алекс медленно встает с колен, как сомнамбула. Её пальцы перебегают с талии мужчины к его груди, и девушка, неловко скрючив пальцы до онемения, продолжает держаться за ткань рубашки Трэверса. Уилкс вся дрожит и не хочет кулем свалиться на ковер, а именно это ей светит, если она отпустит Айвора – лежать у его ног, уничтоженной и отвергнутой.
Волшебник теперь понял, каким образом заставить Алексис не отводить взгляд. Но, как только его рука соскальзывает с её подбородка, голова мисс Уилкс сама собой опускается вниз.
Вопрос Айвора унизителен и жесток. Хуже всего, что он сам знает ответ, и намеренно издевается, втаптывая несчастную содержанку в ещё большее бесчестье. Всё, что Алексис могла бы отдать мужчине по доброй воле, он насильно забрал сам. Других ценностей мисс Уилкс за собой не имела. Кроме одной, но назвать последнее оставшееся у нее «сокровище» стоящим внимания не только Айвора, но и самой Алекс, не поворачивался язык. Девушка не придавала абсолютно никакого значения тому, что она дышит, ходит, наделена зрением и слухом. Не считала это достоинством, могущим кому-то пригодиться. Мистер Трэверс только рассмеется, решись она произнести вслух то, что пришло ей на ум. Алексис знала, что грош цена её жизни. Поэтому и жалеть о ней дело скверное.
Айвору тоже не пристало сочувствовать девушке, которую он лично довел до такого состояния. Наверное, ему доставляло удовольствие смотреть, как Уилкс не смеет поднять взгляд, вымолвить хоть слово; как она стоит вплотную к нему и понимает, что для неё всё кончено, потому что предложить какой-либо интересующий Трэверса обмен Алексис не может.
Наконец, мисс Уилкс едва заметно качает головой. Её челюсти крепко сжаты, а веки сомкнуты – вид поблескивающего лезвия, всё ещё сохранившего следы её крови, вызывает трепет. Оно слишком близко к её коже и чересчур крепко рукоятка зажата в уверенной руке волшебника.
- Только себя, - почти неслышно шепчет Алекс, с усилием отрывая руки от пуговиц на рубашке сэра Трэверса и на мгновение поднося ладони к лицу. – Если этого недостаточно, то вы властны делать с моей жизнью все, что угодно. Можете забрать её – это единственное, что у меня есть, - девушка бросает на Айвора измученный взгляд и вдруг резко выпаливает. - Я и так уже ваша, чего ещё вы от меня хотите?..

+2

20

Ожидание сильно терзает Трэверса: его терпеливость можно сравнить со способностью удава выжидать жертву, но в такой весьма пикантной для него ситуации чаша терпения наполняется с невероятной скоростью; словно течение горной реки, быстрое и невероятное сильное, накатывает огромными волнами, и подогреваемое взбудораженным воображением желание доходит до предела. Айвор не замечает, как сильно сжимает рукоять ножа: еще немного, и резьба отпечатается на его кисти.
Но стоит Алексис произнести те слова, те самые слова, которые Айвор и желал услышать, рука вмиг ослабевает; кинжал с лязгом падает на пол, окропляя ступни Алексис мелкими каплями ее же алой крови.
— Я принимаю твое предложение, — сдавленно выдыхает Трэверс, аккуратно и почти по-джентльменски придерживая еле держащуюся на ногах Уилкс за ее тонкую талию. Когда Алексис принимает более-менее устойчивое положение, сильно опустив голову, Трэверс вновь касается ее подбородка ладонью, мгновением ранее сжимавшую кинжал; от пальцев все еще веет резким запахом металла и крови.
— Милая моя, да ты вся дрожишь! Замерзла? — Трэверс, не дожидаясь ответа, щелкает пальцами; в следующее мгновение сбоку от них появляется домовик, держащий аккуратно сложенную темно-зеленую мантию с меховым воротником. Айвор, все еще держа Уилкс за талию одной рукой, чуть отстраняется от нее и властным, выверенным движением расправляет предмет гардероба, накидывая его на плечи Алексис и практически укутывая ее в мягкий, бархатистый материал.
— Так будет лучше, — улыбка Айвора меньше походит на хищный оскал, но той, кто лицезреет такое каждый день, это растягивание губ уже не кажется чем-то дружелюбным; рука Трэверса мажущим движением спускается к бедру Алексис, на котором резко проступает покалывающая пальцы гусиная кожа.
— Я хочу, чтобы ты всегда помнила об этом вечере, Алексис, — пальцы уже ставшим привычным движением стискивают подбородок, приподнимая голову Уилкс и заставляя ее смотреть в глаза. — Эти шрамы должны остаться. Они будут напоминать тебе обо мне. О том, что ты сама подарила мне свою жизнь.
Глаза Айвора поблескивают нездорово в полумраке столовой: эльфы, прекрасно зная о предпочтениях своего хозяина, приглушали яркое пламя свечей постепенно, на протяжении всего вечера — сейчас тени красиво переливаются на идеально  фарфоровом лице Уилкс; губы Трэверса касаются его холодного лба. Когда Айвор разворачивается и, принимая уже чистый кинжал из уродских рук домовика, проходит к лестнице, то не смотрит, как эльфы отводят Уилкс умыться и обработать рану: он хорошо знает, что слуги ни за что не посмеют ослушаться его приказа не применять убирающих шрамы зелий. Иначе одними неглубокими ранами они не отделаются.

+2


Вы здесь » Incerta. 1981: switching sides » bewitched sleep » 21.03.80 Dead silence


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно