MURDER IS NOT A CRIME
Capital punishment, death penalty or execution is punishment by death. The sentence that someone be punished in this manner is a death sentence.
Frank & Alice Longbottom.
14 января 1980, дом Фрэнка и Алисы.
Применение непростительных заклятий, одобренное г-ном Краучем, вызывает резонанс среди противников Пожирателей Смерти. Фрэнку предстоит поведать Алисе о том, что он стал одним из первых, кто поддержал Барти Крауча-старшего не на словах, но на деле.
14.01.80 Murder is not a crime
Сообщений 1 страница 5 из 5
Поделиться104-09-2015 17:36:10
Поделиться204-09-2015 18:35:34
Вода, стекающая с его пальцев, совершенно прозрачна; не окрашена ни одним из оттенков алого, что почти удивляет на подсознательном уровне. Фрэнк опирается влажными ладонями о раковину и закрывает глаза, немного боясь — очень глупый страх, на самом деле, — что, открыв их вновь, все-таки увидит кровь. Кровь, которой неоткуда взяться при любом раскладе: непростительные заклятия не оставляют следов, в чем он лишний раз убедился всего несколько часов назад, когда прикончил человека (имя Фрэнк старается не произносить даже мысленно — как и вспоминать лицо, которое увидел под маской).
Новости в магическом мире разлетаются моментально, и уже наутро — он в этом полностью уверен — в "Пророке" появятся не только свежие колдографии, но и внушительный кричащий заголовок на передовице. Аврорами убит (журналисты, впрочем, вряд ли решатся использовать именно это слово: Крауч-старший предпочитает емкое "ликвидированы", словно отказывая приспешникам Того-Кого-Нельзя-Называть в праве достойно погибнуть) Пожиратель Смерти, которым оказался наследник чистокровной, древней и уважаемой в магической Британии семьи. Такое кого угодно заставит встрепенуться. Пошатнувшаяся репутация Министерства будет восстановлена в один момент. Его собственная... Фрэнк чертыхается сквозь зубы и бессмысленным взглядом утыкается в свое отражение: можно сколь угодно долго повторять, что они все сделали правильно, но внутренней уверенности в этом у него вовсе нет.
Алиса выглядит удивленной: Фрэнк постоянно задерживается допоздна и порой не возвращается домой ночевать, но практически никогда не приходит раньше; сказывается напряженный график, в котором поголовно существует аврорат последние несколько лет. Потом на смену ее удивлению приходит легкая озабоченность — Алиса хмурится и скрещивает на груди руки, неосознанно сминая в пальцах рукав теплого шерстяного платья. Вопросов она не задает; ждет, пока Фрэнк сам все объяснит. После недолгой, но тяжелой паузы, он все-таки решается.
— Сегодня была стычка. Розье... он ликвидирован, Алиса, — скривившись, поясняет Фрэнк и сам не замечает, что говорит в точности, как Крауч.
Отредактировано Frank Longbottom (04-09-2015 21:14:27)
Поделиться305-09-2015 01:03:07
Проходит чуть больше недели с того момента, как Алису отправляют в декретный отпуск, а ей от безделья уже хочется лезть на стены. Безрезультатные попытки отвлечься хоть чем-то оборачиваются двумя разбитыми тарелками, разлетевшейся на мелкие осколки бутылкой из-под оливкового масла и глубоко оскорбленным выражением лица крошечного эльфа, которому заскучавшая Алиса решила помочь с домашними делами. Впервые за тринадцать лет она жалеет, что ни разу не поинтересовалась у матери о том, чем занимаются домохозяйки. Они ведь в основном целыми днями сидят дома. В смысле, действительно целыми.
Собрания Ордена, присутствовать на которых беременность ей не мешает (шанс, что кто-то отправит в нее непростительное заклятие в Штаб-квартире, защищенной всеми мыслимыми и немыслимыми способами, крайне мал, если не сказать, вообще ничтожен), проводятся впопыхах и часто в неполном составе. Алиса чувствует себя отстраненной от дел и бросает заинтересованные взгляды на Лили Поттер, узнавшую о своем положении гораздо раньше. В отличие от самой Алисы, вовсе не похоже, что супругу Поттера сильно расстраивает полноценная роль хранительницы очага, которой нельзя выбираться на задания Ордена, дабы не подвергать опасности себя и, следовательно, своего ребенка.
Многим больше, чем вполне обоснованная скука, Алису раздражает неизвестность. Раньше огромная часть времени уходила на работу, и у нее просто-напросто не было свободной минутки. Теперь в ее распоряжении двадцать четыре часа, и те, что не тратятся на сон, Алиса посвящает мыслям. У нее нет склонности окрашивать свои домыслы исключительно в черные оттенки, но, с учетом нестабильной и откровенно опасной обстановки в стране, это получается само собой. Она волей-неволей воображает себе жуткие картины и вся изводится от страха; порой кажется, что не проходит и дня без какого-нибудь инцидента, непременным венцом которого становится чья-то смерть. Мученическая – магглов и магглорожденных. Героической гибелью называют убийства авроров. Алису уже не спасают успокоительные средства: она до оцепенения боится однажды утром получить свежий выпуск «Пророка» и обнаружить, что ее мужа нарекли героем. Посмертно.
Вопреки обыкновению, Фрэнк возвращается не под утро и даже не позже двенадцати; Алиса кусает и без того сухие и обветренные губы, хмурится и выжидающе на него глядит. Уходы со смен раньше положенного времени у авроров не практикуются: в департаменте по понятным причинам не так много кадров, чтобы распускать их по домам, прежде чем окончится дежурство.
Вовсе не смутно знакомая фамилия в сочетании с официозным «ликвидирован» заставляет Алису нахмуриться еще сильнее. Методы, предложенные, одобренные и утвержденные Краучем, не вызывают поддержки ни у кого из орденовцев, и первым противником подобных антигуманистических средств обороны (чтобы наречь Круциатус и Аваду обороной, надо очень и очень постараться) является Дамблдор, чей авторитет оспорить довольно сложно.
- Его убили, - аккуратно поправляет Алиса и замолкает в нерешительности; то, что Фрэнк не называет вещи своими истинными именами, настораживает. И она подозревает, что не напрасно.
- Эван Розье? – на всякий случай уточняет она, но не особо сомневается в том, что муж кузины мог оказаться Пожирателем Смерти: взгляды семьи в корне отличаются ее собственных. Фрэнк утвердительно кивает, и она невольно трет ладонью лоб, шумно вздыхая.
- И кто? – голос звучит тише обычного; Алиса не решается произнести что-то еще: вряд ли у нее получится говорить ровно. Она подходит ближе, чтобы коснуться рукой плеча Фрэнка. Он молчит и отчего-то медлит; Алиса ловит его быстрый взгляд и понимает, что ответ ей, вероятнее всего, не понравится.
Поделиться405-09-2015 05:54:28
Мысль о том, чтобы покинуть аврорат, не приходит Фрэнку в голову, да и Алиса, несмотря на явное желание максимально оградить его от любого риска — беременность по понятным причинам заставляет ее нервничать по любому поводу и без оного, — не рискует предлагать нечто подобное; понимает, что он не сможет трусливо отсиживаться за спинами друзей и коллег, ожидая, пока те построят новый прекрасный мир. Именно новость о том, что летом у них родится ребенок, заставляет Фрэнка действовать в разы решительнее: он чувствует себя обязанным. На этот раз — вовсе не смутным идеалам или расплывчатому понятию "магического общества". В первую очередь, Фрэнк остается ради своей собственной семьи.
Долгом и необходимостью он без особого успеха пытается оправдывать радикальные меры, на которые идет с дозволения Крауча. Послать смертельное проклятие в адрес безымянной фигуры, закрывающей лицо маской, оказывается проще, чем ему казалось до этого. Только потом, когда Фрэнк видит удивленное лицо совсем еще юного Розье; видит бессмысленный взгляд, которым вчерашний мальчишка, оказавшийся Пожирателем, смотрит в небо, его накрывает осознанием непоправимости произошедшего. Бороться со злом с горячностью стажера, поделившего мир на черное и белое, ему больше не удается, потому что злом — якобы абсолютным, бесспорным, — оказываются не просто какие-то люди, но — братья, мужья, отцы. Фрэнк ловит себя на безумной попытке найти объяснение, оправдание, и отказывается от этой идеи только тогда, когда Алиса дотрагивается до его плеча. Его Алиса, рискующая здоровьем и жизнью из-за ублюдков вроде Эвана Розье.
— Я. Его убийца — я, — Фрэнк с трудом заставляет себя ответить и прямо посмотреть ей в глаза. На смену сомнениям и раскаянию приходит ожесточенная злоба: стоит ему лишь представить, что вот так лежать на земле, раскинув руки, мог вовсе не мертвый Пожиратель, а Алиса. Кара, настигшая Розье, теперь кажется ему заслуженной. И даже недостаточной: слишком многие его соратники остаются живы и на свободе.
— Это война, Алиса. Если мы не решимся на ответные меры, мы и сами... недолго протянем, — ему кажется безумно важным ее убедить; понять, что Алиса целиком осознает риск, которому ежедневно подвергаются и авроры, и вся изодранная на части магическая Британия.
Отредактировано Frank Longbottom (05-09-2015 05:56:02)
Поделиться506-09-2015 04:28:32
Можно сколько угодно убеждать себя в том, что ответное применение непростительных заклятий – вынужденная мера, без которой невозможно обойтись, когда война (а иным словом то, что сейчас происходит, назвать нельзя) принимает такие обороты. Целиком и полностью развязавший руки аврорам Крауч твердо уверен, что иного выхода не существует: методы, с помощью коих отстаивают свои закоснелые взгляды Пожиратели, должны встречать ощутимое препятствие. Однако Алиса слабо себе представляет, как на деле сама будет использовать Аваду. Убийство человека – даже такого гнилого, скрывающего свою личину под маской, – противоречит всем тем идеалам, ради которых они рискуют собственными жизнями, отправляясь на очередное задание. Алиса прекрасно помнит мрачное лицо Дамблдора и его откровенно неодобрительный тон, когда он высказывал мнение по поводу принятого Краучем решения.
Непроизвольно она убирает руку с плеча Фрэнка; сжимает в кулаке ворот кашемирового платья и отводит взгляд. Почему-то теперь, когда он не пытается смягчить смысл сказанного сухими терминами, вовсю использующимися в протоколах и отчетах, ей становится только хуже. Именовать убийцами принято тех, кто врывается в дома магглов и безжалостно истребляет целые семьи, невзирая на то, что там оказываются совсем еще маленькие дети. Окрестить ужасным словом мужа ее сознание попросту отказывается; как и принять тот факт, что Фрэнк совершил убийство.
Она прячет лицо в ладонях, трет кончиками пальцев переносицу и заправляет за уши короткие волосы. Обхватывая себя за плечи, Алиса смотрит на Фрэнка и не видит на его лице никаких, даже призрачных следов раскаяния. Он практически дословно приводит аргумент, вторя Краучу, под чьим началом находится, и словно действительно верит в его неоспоримую правильность.
– Чем тогда лучше мы? – она не осуждает и не упрекает; будто сама пытается понять и отыскать хоть одну причину, которая может сойти за достойное оправдание лишения жизни. И, как ни старается, не находит.
– В чем тогда смысл Визенгамота, если каждый аврор получает право самостоятельно выбирать, кому стоит умереть, а кому нет? – Алиса не ставит своей целью укорить Фрэнка; но спокойно отнестись к случившемуся не выходит. Она запоздало соображает: ему, должно быть, тоже сейчас нелегко. Алиса отдает себе отчет в том, что, несмотря на крайне негативное отношение к ситуации, она не испытывает к безвременно почившему Розье ни капли сочувствия. Зато Фрэнк, очевидно, нуждается в ее поддержке.
– Я не одобряю это, – признается она и протягивает руку, чтобы поправить растрепавшиеся волосы Фрэнка. Алиса задерживает ладонь на его щеке. Ей в момент делается дурно почти на физическом уровне, когда она осознает, что если бы Фрэнк не осмелился пустить в Розье убивающее заклятие, то последний в свою очередь не стал бы долго думать и тратить время на поиск компромиссов с совестью, прежде чем направить палочку на Фрэнка.
Отредактировано Alice Longbottom (06-09-2015 04:48:27)